Ниточка к сердцу - Эрик Рассел (2022)

Дорка поспешно начал извиняться:

– Прошу меня простить. Не стоило сразу по прибытии навязывать вам наше общество. Пожалуйста, простите нас. Мы так долго ждали и не догадались…

– Нечего прощать, – заверил Бентон, тщетно пытаясь примирить свое коварство с искренней, почти трогательной озабоченностью Дорки. – Мы бы не смогли спать без первого контакта. Не получилось бы. Так что ваш приход избавил нас от лишнего беспокойства, за что мы вам очень благодарны.

Немного успокоенный, но явно озабоченный тем, что ему самому казалось проявлением невежливости, Дорка попятился к шлюзу. Его спутники последовали за ним.

– Мы покинем вас, чтобы вы могли отдохнуть и выспаться, а я прослежу, чтобы вас никто не беспокоил. Утром мы придем снова и покажем вам наш город. – Он вновь проницательно оглядел землян. – И гробницу Фрейзера.

Он ушел. Шлюз закрылся. Сигнал тревоги в голове Бентона продолжал звенеть.

* * *

Усевшись на край пульта управления, Джо Гибберт потер уши и посетовал:

– Что мне не нравится в блистательных приемах, так это оглушительные овации и духовая музыка. Почему нельзя быть более сдержанными, говорить тихо, пригласить нас в мавзолей?

Нахмурившись, Стив Рэндл серьезно ответил:

– Есть в этом что-то подозрительное. Они вели себя так, словно встречали богатеньких дядюшек, больных оспой. Им страсть как хочется попасть в завещание, но вовсе не хочется заразиться. – Он посмотрел на Бентона: – Что думаешь, небритыш? Ты учуял сосульки?

– Я побреюсь, когда никчемный вор вернет мне бритву, мой нос недостаточно хорош, чтобы учуять отсутствие запаха, и я не думаю, не имея пищи для размышлений. – Бентон открыл нишу под стенной стойкой и достал оттуда шлем из платиновой сетки, подсоединенный к тонкому кабелю. – Которую я сейчас получу.

Он надел шлем на голову, аккуратно поправил, подкрутил пару дисков в нише, откинулся в кресле и погрузился в полутранс. Его спутники с интересом наблюдали. Бентон молча сидел, прикрыв глаза, и на его худом лице сменялись всевозможные эмоции. Наконец он снял шлем и убрал в нишу.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Рэндл.

– Его нейронная полоса совпадает с нашей, и аппарат записал его мысленные волны, – ответил Бентон. – Записал верно, однако… даже не знаю.

– Весьма информативно, – заметил Гибберт. – Он не знает.

Не обращая внимания, Бентон продолжил:

– Все его мысли сводятся к одному: они еще не решили, принять нас с распростертыми объятиями или убить.

– Что? – Стив Рэндл агрессивно напрягся. – С чего нас убивать? Мы не причинили им вреда.

– Мысли Дорки говорят о многом, но этого недостаточно. Они говорят, что поклонение Фрейзеру культивировалось долгие годы, пока не стало почти религией. Почти – но не совсем. Он единственный гость из другого мира, самая выдающаяся личность в их истории. Понимаете?

– Понимаем, – согласился Рэндл. – Но что с того?

– Три сотни лет окружили аурой почти-святости все, что делал и говорил Фрейзер. Вся предоставленная им информация сохраняется дословно, его советы ценят, предупреждения помнят. – Бентон на мгновение задумался. – А он предупредил их насчет Земли – такой, какой она была в его время.

– Велел при первой же возможности содрать с нас кожу живьем? – осведомился Гибберт.

– Нет, конечно, нет. Он предупредил, что земная психология – какой он ее знал – не пойдет им на пользу, приведет к боли и печалям, что они могут горько пожалеть о контакте, если только не сумеют разорвать его силой.

– Немолодой, в последней экспедиции, готовый осесть, – сказал Рэндл. – Знаю я таких. Шляются вокруг, вооруженные до зубов, и считают себя крутыми, даже когда становятся жидкими. Он слишком много времени провел в космосе и помешался на нем. Десять к одному, что он торчал от космоса.