Ниточка к сердцу - Эрик Рассел (2022)

– Возможно, – с сомнением ответил Бентон, – но не уверен. Жаль, что у нас нет информации об этом Фрейзере. Для нас он – лишь забытое имя, извлеченное из картотеки какого-то бюрократа.

– Подобная участь ждет и меня, – уныло согласился Гибберт.

– Как бы там ни было, это предупреждение он сопроводил вторым, а именно заявил, что не стоит сгоряча лезть в драку, потому что мы можем оказаться их лучшими друзьями. Человеческая природа меняется, сообщил он, и земная психология меняется вместе с ней. Любое такое изменение может быть к лучшему, и не исключено, что в некоем отдаленном будущем Шаксембендеру станет нечего бояться. Чем больше времени у нас уйдет на этот контакт, тем в более далеком будущем мы окажемся – и тем скорее изменимся. – Бентон выглядел немного встревоженным. – Имейте в виду, что, как я вам уже говорил, это мнение теперь приравнивается к божественным заповедям.

– Чертовски полезная запись, – проворчал Гибберт. – Судя по тому, что этот Дорка наивно считает своими тайными мыслями – и что, возможно, отражает мысли всех его товарищей, – нас погладят по головке или поколотят в зависимости о того, стали ли мы лучше по сравнению с неким воображаемым стандартом, который придумал мертвый псих. Какого черта он решал, сможем ли мы с ними союзничать? На каком нелепом основании они собираются определить это сегодня? Откуда им знать, изменились ли мы – и как мы изменились – за прошедшие три столетия? Не понимаю…

– Ты уловил своим недалеким мозгом самую суть, – перебил его Бентон. – Они думают, что смогут выяснить. Точнее, они в этом уверены.

– Как?

– Если мы скажем два определенных слова при определенных обстоятельствах – выдадим себя. Если не скажем – все будет хорошо.

Гибберт облегченно рассмеялся.

– Во времена Фрейзера на кораблях не было мыслеписцев. Их еще даже не изобрели. Он не мог этого предвидеть, верно?

– Не мог.

– Значит, – продолжил Гибберт, забавляясь абсурдом ситуации, – ты просто поведаешь нам судьбоносные слова и обстоятельства, что отразились в сознании Дорки, а мы будем держать рот на замке и проявим себя с лучшей стороны.

– По части обстоятельств записалась только смутная мыслекартинка. Судя по всему, они связаны с гробницей, в которую нас пригласили, – сказал Бентон. – Определенно, гробница – это место испытания.

– А слова?

– Не записались.

Немного побледнев, Гибберт спросил:

– Почему? Он их не знает?

– Этого я сказать не могу. – Бентон явно пребывал в унынии. – Сознание оперирует мыслеформами и смыслами, а не графическими изображениями слов. Смыслы превращаются в слова, когда задействована речь. Таким образом, он может не знать слов – или не знать их смысла. В последнем случае он не в состоянии думать о них так, чтобы они записались.

– Это может быть что угодно! Слов миллионы!

– Это было бы нам на руку, если бы не одно «но», – мрачно заметил Бентон.

– Какое?

– Фрейзер родился на Земле и знал землян. Разумеется, он выбрал два разоблачающих слова, которые счел наиболее вероятными, а потом понадеялся, что ошибся.

Гибберт в отчаянии шлепнул себя по лбу:

– Значит, с утра пораньше мы двинемся в этот музей, словно бычки на бойню. Потом я открою рот – и в следующее мгновение обзаведусь арфой. И все потому, что эти меднолицые поверили в ловушку, расставленную загадочным космопсихом. – Он раздраженно уставился на Бентона: – Что будем делать? Скроемся, пока можем, и вернемся на базу? Или останемся и попытаем судьбу?

– С каких это пор флотские бросают дело на полпути? – осведомился Бентон.

– Я знал, что ты это скажешь. – Гибберт сел, смирившись с неизбежным. – Не одолжишь свой кусочек кролика? Сейчас он бы мне пригодился.

* * *

Утро выдалось ясным и прохладным. Все трое были готовы, когда появился Дорка в сопровождении гуманоидов – вчерашних или новых. Они были слишком похожи друг на друга, чтобы сказать наверняка.