Симптомы Бессмертия - Максим Виноградов (2022)

– Молчишь? Я тебе расскажу, – голос собеседника стал невероятно зычным, пронизывающим, – Когда имплементация завершается, и счастливый долгоживущий отправляется восвояси, искрясь энергией и эмоциями, как новогодняя елка, по другую сторону прибора остается… Жалкий эрзац человека. До крайности изнеможденное, изъеденное тленом и язвами тело. Наполовину истлевшее, наполовину сгнившее. Нелицеприятное, тошнотворное зрелище. И оно – это тело – иногда, очень редко, может еще быть живым, – постепенно Брунель опустился до зловещего шепота, – Знаешь, что делают в таком случае?

Я не знал. И гадать совершенно не хотелось.

– А ничего, – мстительно закончил старик, – Просто оставляют полежать… минут пять. Дольше никто не выдерживает. Бедолага умирает от невероятного истощения и слабости. Останки просто сгребают в урну. Как кухонные отходы. И… все. Процедура завершена.

Нежданно нагадано в горле возник ком. Пришлось сделать пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Богатая фантазия нарисовала слишком живую картину описанных дедком событий.

– Я слышал про твоего отца, Майк, – мягко проговорил Брунель, – Соболезную.

А вот это уже стало надоедать. Почему-то все знают мою историю. И считают себя вправе бравировать этим знанием.

– Не спорю, у тебя есть веский повод ненавидеть долгоживущих, – заметил старик почти без паузы, – Но ответь честно: если бы не эта трагедия, разве ты сам не желал бы как можно скорее войти в число бессмертных?

На это у меня ответа не было. Да и вряд ли Брунель его ждал. Он заранее все распланировал, спрогнозировал. Знал, что сказать, на какую реакцию рассчитывать. Мерзкий типок.

– То-то и оно, Майк, – дед сокрушенно покачал седой головой, – Можно кичиться сколько угодно, пока молодой да здоровый. А как придет срок, и смерть возьмет за яйца… заверещишь, как ужаленный. И будешь готов на что угодно, лишь бы пожить еще чуть-чуть. Потом еще. И еще. Постепенно угрызения совести, если и имелись, отходят на второй план. Остается только страх, тщательно скрываемый за взращенным ощущением собственной элитарности.

– Вам виднее, – ответил, не скрывая недоверия, – Как-то не довелось побывать в шкуре лонгера. И не думаю, что все без исключения люди согласятся на процедуру, зная, что по ту сторону прибора находится жертва, обреченная на смерть.

– Бесспорно, человечество не безнадежно, – легко согласился Брунель, – Даже сам Тесла… на что уж был, по слухам, омерзительным типом… но и он не стал использовать собственное изобретение! А ведь людей терпеть не мог. Ни с кем не здоровался, не дружил. Да что там – свою же дочь знать не хотел!

– У Теслы была дочь?

– Опять же – по слухам. За что купил, за то и продаю. Но к делу это не относится. Важен сам факт! Даже находясь при смерти, на смертном одре, он не променял принципы на вечную жизнь. И это, признаюсь, внушает уважение.

Мне оставалось только развести руками. Все эти истории походили на байки, что травят на кухне закадычные друзья за распитием пива. Одни домыслы да придумки, никаких фактов. Таким макаром можно что угодно притянуть в доказательство собственной правоты.

– Хочешь верь, Майк, хочешь не верь, но этическая дилемма здесь отнюдь не самая страшная, – с ехидцей доложил старик, – Есть проблема на порядок серьезнее.

– Да ну? – в тон собеседнику воскликнул я, – Что уж может быть хуже?

Но Брунелю весь мой сарказм оказался, как с гуся вода. Он его похоже даже не замечал.

– Ты ведь знаешь – сколько в мире долгоживущих?

– Ну… меньше тысячной процента.

– Не совсем так… но пусть. Примем, как начальную оценку. А сколько доноров?

Обескураженно задумался. Такой статистики что-то не припомнилось.

– В сотни раз больше, – подсказал старик, – В одном Лондоне на десяток лонгеров приходится порядка двух тысяч доноров. Здесь, в убежище – один молодняк, да и то не весь. А сколько распихано по тюрьмам да концентрационным лагерям? Без счета.