Симптомы Бессмертия - Максим Виноградов (2022)

Последнее высказывание показалось немного обидным. Но в то же время я понимал его правоту. Если уж взялся высказываться по какому-то вопросу, будь добр в нем предварительно разобраться, достичь хотя бы базовой экспертности. А уж потом лезть с собственными умозаключениями.

Открыл было рот, но вовремя одумался. Сердце екнуло, на лбу появилась холодная испарина. А ведь я едва не ляпнул про «страшную тайну», поведанную Брунелем. Про накопительную проблему…

А зачем об этом говорить? Если это неправда, Бейкер еще больше уверится, что я доверчивый болван, не способный отличить истину от слухов. Посмеется, обругает, да выпроводит прочь. А вот если правда…

Что тогда? Признается? Сильно сомневаюсь. Возможно, эффект будет тот же: смех и попытки отшутиться. А может и нет. Пускай внешне министр похож на доброго батю, ведущего несмышленых детишек по извилистой тропе взросления. Но под красивой маской явно скрывается безжалостный хитрый зверь. Убийца, для которого чужая жизнь не представляет особой ценности. Нужно только «взвесить» да выбрать наименее полезные. И пустить в расход. Он же сам сказал об этом почти прямым текстом. Дифференциация, черт ее дери, ценности человеческих жизней.

По позвоночнику пробежал ледяной ветерок, челюсть едва не свело судорогой. Черт возьми, едва не влип! Почему-то сейчас я определенно уверился: ляпни лишнее – и просто не выйдешь из этой резиденции. Во всяком случае своим ходом.

– Мистер Бейкер, все это очень познавательно, – как мог постарался избавиться от раболепного тона, – Но, признаюсь, от меня ускользнула суть беседы. Мне представлялось, что у нас деловая встреча, а не философский диспут. Мы можем поговорить о работе?

– Можем, – криво усмехнулся министр, – Хотя философская часть также имеет весьма важное значение. Это, так сказать, вступление. Знакомство. В рамках которого каждый из нас должен был кое-что понять о собеседнике.

Прозвучало это весьма зловеще. Не знаю, что Бейкер умудрился вынюхать про меня, но вот мне стало очень не по себе. Напротив сидел очень влиятельный и могущественный человек. Хитрый, злобный, самовлюбленный. Не терпящий противоречий. И устраняющий любые преграды на пути.

– Есть мнение, мистер Подольский – хоть я не слишком склонен его поддерживать – что у вас находится нечто весьма ценное.

– Что? – пришлось сжать кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах.

– Хм… Сложно вот так сразу объяснить, – Бейкер задумчиво потянулся, – Давайте я расскажу историю с самого начала. В том виде, как она известна мне.

Министр облокотился на стол, мечтательно разглядывая его полированную поверхность. Короткие пальцы отбили по дереву незамысловатый ритм. Он словно решал: что можно доверить такому неблагонадежному элементу, как я.

– Профессор Бенджамин Харрис стал долгоживущим не так давно, – Бейкер начал рассказ, не отрывая взгляда от столешницы, – Полтораста лет назад, около того. Мутная ситуация, – министр недовольно поморщился, – У Харриса никогда не водилось особых денег, да и выдающимся талантом он, прямо скажем, не блистал. Зато у профессора имелись высокопоставленные покровители. Которые и протащили его в ранг долгоживущих.

Бейкер раздраженно щелкнул пальцами – не очень-то ему нравился такой расклад. А ведь совсем недавно вещал о «достойных» и «отстойных»!

– Не знаю, в чем тут дело, – он мрачно продолжил повествование, сморщив презрительную гримасу, – Может, сыграла роль гомосексуальность Харриса, или же кому-то пришлись по вкусу его одиозные кастовые теории. Слышали о них?

– Довелось, – скупо кивнул, – Что-то о расслоении человечества.

– Верно. Сейчас, мол, цивилизация едина, но скоро все люди поделятся на слои. Каста доноров, каста натуралов и каста долгоживущих. Ну не глупость ли?