Черная магнолия - Иван Любенко (2014)

Откровенно говоря, большой радости от предстоящего знакомства адвокат не испытывал. «Допустим, этот Распутин мне неприятен, — мысленно рассуждал Клим Пантелеевич, — ну и что с того? Добавлю в свою коллекцию персонажей еще одного отрицательного героя. Глядишь, и выплывет в будущем романе. Надо использовать пресловутое «правило лимона»: если от кислоты сводит оскоминой скулы — посыпь дольки сахаром и съешь их с удовольствием».

У парадного входа стояло несколько полицейских пролеток и больничная карета. Два санитара — один толстый, другой тощий — с трудом несли носилки, закрытые серой больничной клеенкой. «Ну что, мистер Борнхил, — усмехнулся про себя Ардашев, — на этот раз вы проиграли. Но ничего не поделаешь, такова наша с вами судьба. Сегодня вас перехитрил я, а завтра и меня кто-то отправит к праотцам. Как говорится, еvery bullet has its billet[6]».

Номер, который снимал Распутин, располагался на втором этаже. Сопровождающий Ардашева человек постучал в дверь с цифрой «12» и, услышав одобрительный возглас, пригласил войти.

Перед Климом Пантелеевичем возник простой русский мужик с густой, неухоженной бородой. Его длинные, расчесанные на прямой пробор волосы спадали на плечи, и от этого он походил на монаха. Большой открытый лоб, свето-серые глаза, сидевшие глубоко, прямой мясистый нос и острый пронзительный взгляд встретили присяжного поверенного у самого входа. Он был одет в лиловую шелковую рубаху с поясом, английские полосатые брюки, заправленные в высокие хромовые сапоги-бутылки. В комнате невыносимо пахло ваксой.

— А вот и гость пожаловал, — пробасил хозяин. — Ну садись, садись, дорогой, разговоры будем разговаривать.

Не произнося ни слова, Клим Пантелеевич опустился в кресло. Распутин уставился на адвоката, словно пытаясь его загипнотизировать. Ардашев поймал недобрый взгляд и вперился прямо в переносицу визави. И вдруг старец вздрогнул, прикрыл на миг глаза и, будто пытаясь снять с лица паутину, провел по нему ладонью. Затем он отнял руку и сказал:

— Ох и крови на тебе, мил человек! Но ты молись, кайся перед Господом! Он простит! А грех на то и дан, чтобы каяться!

— Я вас слушаю, — сухо выговорил Ардашев.

— Да-да. — Он посмотрел на секретаря. — Ты ничего еще ему не говорил? — Секретарь отрицательно покачал головой. — Ну дык, тада я и поведаю. Вишь какое дело… Ароша сказывал, что ты мастак всякие загадки отгадывать. Но берешь за это немалые деньги. — Он вынул из кармана брюк толстую пачку перевязанных бечевкой радужных и положил на журнальный столик.

— На, возьми.

Клим Пантелеевич не шелохнулся.

— Мы просить тебя хотим, чтобы ты помог России-матушке… Ты понял?

Ардашев покачал головой.

— Григорий Ефимович, позвольте я все объясню? — вмешался секретарь.

— Ладно, валяй. У тебя язык побойчей.