Духовные беседы - Архимандрит Софроний Сахаров (2003)

Как мы можем не согрешить? — Когда в плане этическом мы живем согласно с евангельскими заповедями, тогда мы приготовляем себя — и как сердце-любовь, и как мышление-ум — к восприятию откровения от Бога. Непрестанное напряжение — «получить от Бога милость» — должно определять наш характер. Так, на иконе — Моисей, онемелый, смотрит в напряжении... Библия ничего не повествует о пророке в тот момент, а только о Боге, как Он заговорил из огненного куста. Но мы знаем, что Моисей, как и другие пророки, жил в напряженном стремлении узреть Бога, как Он есть. Он искал ответа: «Что есть бытие? Откуда оно? Кто виновник?» — и так далее. И как человек, он не мог создать себе правильного представления о Боге. Но Господь открыл ему: «Азъ есмь Сущий» — в ответ на его молитву. — «Да, ныне ты говоришь со Мною, и знай, что бытие все исходит от Меня», как сказано в Евангелии от Иоанна: «И без Него ничтоже бысть, еже бысть».

Так, в монашеской школе нашей, очень скромной на вид, по существу, заложено то же стремление: мы хотим устроить нашу жизнь так, чтобы, подобно Моисею, мы все время были в этом состоянии напряжения. Какую бы работу я ни делал — император ли я, патриарх, ученый, столяр или простой рабочий, это не важно, а важно мое устремление к Богу. И это устремление должно быть смиренным, то есть исполненным сознания, что мы сами не в состоянии даже постигнуть Божественного Бытия. Но мы просим Бога: «Открой нам Лицо Свое... Дай мне увидеть Тебя, как Ты есть! Мое сердце влечется к Тебе, но я не знаю Тебя! Итак, дай мне познать Тебя, как Ты есть!» Это есть наша основная жажда: знать нашего Бога.

Как всегда, я говорю с вами, братья мои и сестры, о том, что мне Господь благоволил показать в лице нашего покровителя небесного — великого Силуана. Это явление было не как какой-то удар, подобный молнии, но как великий поток Духа, который постепенно открывался передо мною. Что меня поразило в этом человеке? — Ему было дано видеть, что вне Бога — нет спасения. И он жил час особого испытания — как неизбежность гибели. И, сокрушенный этим видением, он вошел в храм и сказал: «Господи Иисусе Христе», — и увидел живого Христа! И Христос не сказал ему никаких слов, но сообщил ему Свое, Христово, состояние. И это видение было коротким моментом, мгновением. Если бы оно продлилось, как пишет Силуан, он бы, не выдержав, умер. [243]

Писание говорит, что «мысли Мои — не мысли человеческие, расстояние между Моим мышлением и человеческим безмерно велико» (Ис. 55:8–9).

На каком основании дерзаю я говорить о том, что Господь передал Силуану Свое состояние как последствие видения? Господь, единственный Человек на земле, взял на Себя грех всего мира (см.: Ин. 1:29)... И Силуан, будучи только что вышедшим из казармы молодым солдатом, стал вдруг молиться за всего Адама, за все человечество — и в пространствах космических, и в длительности веков. Философски это состояние можно как-то усвоить в отвлеченном мышлении, но не как состояние. А то, что было у Силуана — молитва за всего Адама со многими слезами, большими, чем за самого себя, — есть дух Христа, восходящего на Голгофу.

И когда нам открывается такой Христос, тогда мы можем, подобно Иоанну Крестителю, узнать в человеческой форме Всемогущего Бога. Но опять-таки говорю, что это восприятие носит характер этический.

Иной момент — догматический. И когда мы слышим слова «Да будут все едино, как Мы едино» (Ин. 17:22), то что проникает в наше догматическое сознание? — Мы говорим: «Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святый», и мы же начинаем наше исповедание веры: «Верую во Единого Бога». Это никак не укладывается в формальную логику. Но это логика самого бытия. Триипостасный Бог, но Он один. И человеков множество, но в идее Бога — человек один.