Дом последней надежды - Екатерина Лесина (2018)

Почему бросили?

И как мне быть? Разумно было бы остаться на ночь. Запереть дверь, но… ночью будет мороз, в доме же ни очага, ни даже одеяла, завернувшись в которое можно было бы досидеть до утра. Платье мое… зимняя накидка на меху, конечно, неплоха, но ее недостаточно, чтобы выжить.

Останусь — замерзну.

Уйду и…

…и колотушка замолчала, а потом застучала быстрей, тревожней, словно подгоняя стражу. А то, рыночная площадь ночью — не самое дружелюбное место.

— Зачем?

…а и вправду, продать бы стоило.

За две тысячи я найду приличное место где-нибудь поближе к окраине.

Смешок.

Вздох.

И что-то мягкое ласково касается лица. Никого. Ничего. Или…

…тень.

Девушка.

Девочка.

И нездешняя, уж очень внешность ее характерна. Иоко она кажется уродливой — белая ноздреватая кожа, круглые глаза чуть на выкате. Черты лица мягкие, волосы светлой паклей.

…обычное славянское лицо.

Даже вполне себе изящное.

— Как тебя зовут?

Она стояла, покачиваясь, сплетенная из тумана и темноты. Неопасная. Ёкай? Нет, колдунья… печать горела огнем, но стоило мне протянуть руку и коснуться призрака, как я оказалась в привычном уже сером мире. Вздохнул зверь, потянулся, стряхивая остатки сна.

…ей жаль.

…ей надо было поговорить, но днем сложно. Днем даже те, которые способны слышать, становятся глухи. А зрячие слепнут, поскольку мир яви заслоняет иной, истинный.

…она устала.

…ее звали Мариника, и она родилась на болоте. Матушка ее была ведуньей, как и бабка, и прабабка… у их народа многие женщины рождались одаренными. В прежние времена их почитали, но все переменилось. И матушка вынуждена была покинуть родную деревню.

Не важно.

Мариника помнит, как впервые встала на крыло. И матушка радовалась, ибо выходило, что Великая мать особенно благоволила к малой дочери своей. Стать бы ей жрицей.

Не сложилась.

Большая буря.

И чужак, которого она обнаружила на берегу. Он был скорее мертв, чем жив, но и тогда поразил Маринику светом души своей… ей никогда прежде не доводилось встречать людей настолько ярких.

Обычная история.

Обычная любовь.

И что с того, что духи моря почти до дна выпили его жизненную силу? И что стал он слабее младенца, а она все больше времени проводила в совином обличье? Любовь преодолела если не все, то многое.

…только его душа стремилась к дому, а ее после матушкиной смерти ничего не держало на болотах. Путь был далек.

Сложен.

А возвращение не принесло той радости, которую она ожидала. Новый мир оказался до ужаса непривычен. А люди пугали, кроме разве что Юрако. Да и прошлые годы давали о себе знать: совиное обличье стало привычней человеческого. Теперь она, если и могла скидывать перья, то ненадолго.

…ему и того хватало.

Приходилось скрываться, поскольку и на новой земле чужаков не любили, а сила Великой матери была скорее грузом тяжелым, нежели даром.

Потом…

…она помнит свою смерть.

И боль.

И как звала, как кричала… а он не приходил. И в какое-то мгновенье душа ее, выбравшись из огненной ловушки тела, оказалась свободна. Но вместо того, чтобы подняться к ветвям Великого дерева, где переродиться и обрести новое воплощение в теле человека ли, зверя, она осталась на земле.

…здесь не было Великого дерева. И тень его, если и падала, то не на блудную дочь. Вот и осталось душе томиться, благо, остался у нее последним пристанищем камень с дыркой. Еще матушка, отыскав его на берегу реки, вплела силу свою узором серебра, повесила на шею дочери.

— Чего ты хочешь?

Покоя.

Возвращения. Слишком долго оставалась она рядом со своим Юрако. А он, пусть и из любви, но боялся отпустить. Вот и ослабели совиные крылья.

…Юрако срок пришел.

Еще не сегодня, но скоро… потому-то и исполнил он последнюю просьбу Мариники.

Продал мне лавку.

И камень с нею.