Самый опасный возраст - Ирина Мясникова (2019)

– Чего сказал? – спросила Елена Михайловна.

– Скоро выйдет, сказал.

– Как выйдет?

– Как-то выйдет. – Валентина Григорьевна пожала плечами.

Прошло ещё с полчаса. Стемнело. Люди у входа слились в одну тёмную массу. Наконец, из толпы вынырнула Дашка и стала озираться по сторонам. Елена Михайловна опять было кинулась из машины, но была остановлена за руку Валентиной Григорьевной.

– Фарами ей помигай. Не надо нам там афишироваться, там родители несчастные стоят, а нашу выпустили.

Елена Михайловна послушно мигнула несколько раз фарами. Дашка повертела головой, потом явно увидела машину матери и побежала к ней.

– Ненавижу! – сказала она, когда влетела в салон и плюхнулась на заднее сиденье. – Еще и телефон разбили!

Елена Михайловна увидела лицо дочери с распухшим носом и размазанной тушью, не сдержалась и заревела сама.

– Ну-ну, успокойся, – с несвойственной ей лаской в голосе вдруг сказала Валентина Григорьевна и похлопала дочь по руке. – Всё позади.

– Ничего не позади, – вскинулась Дашка. – Я на них в суд подам! За телефон, еще и нос разбили.

– А ты, вообще, лучше молчи, – рыкнула на неё Валентина Григорьевна. – В суд она подаст!

– Бабуль! Ты чего ругаешься? Я-то чем виновата? Я вообще пострадавшая сторона.

– Ишь ты! Пострадавшая сторона она! Ты виновата в первую очередь тем, что попалась. А во вторую очередь тем, что попалась и ничему не научилась. Это, милая моя, они на тебя в суд подадут за нападение на сотрудника органов при исполнении им своих должностных обязанностей. А за это светит реальный срок, между прочим. В колонии!

– А-а-а-а! – тихонько взвыла Елена Михайловна.

– То есть, получается, я напала на полицейского и избила его своим носом?

– Именно так. А ещё кинула в него своим телефоном. Еле отбился, несчастный.

Дашка возмущенно фыркнула.

– Ты мне тут не фырчи, а лучше скажи, протокол составили?

– Нет, так отпустили.

– Это хорошо. Ну-ка, мать революционерки, отыщи в гугле, где тут у нас травматологический пункт? Зафиксируем побои на всякий случай. А то они сейчас протокол не составили под воздействием обстоятельств непреодолимой силы, а потом посмотрят какое-нибудь видео, или там журналист твой сильно развыступается, и снова здорово!

– А что за обстоятельства непреодолимой силы? – спросила Дашка.

– Что за журналист? – одновременно с ней задала свой вопрос Елена Михайловна.

– Да, ну его, – Дашка махнула рукой. – Ничего не смог толком сделать, только удостоверением своим тряс. Вон, Романа, ну, парня, которого вместе со мной задержали, он мне ещё платок и телефон дал, – пояснила она, продемонстрировав клетчатый платок, – девушка у дверей ждет на улице, а этого и след простыл.

– Вот я и говорю: все мужики сволочи, – сказала Валентина Григорьевна.

– Не все! – хором сказали Дашка и Елена Михайловна.

Травматологический пункт оказался неподалёку, там клубилась очередь пострадавших от нечищеных обледенелых тротуаров и сосулек с крыш. Пока шли к дверям, Валентина Григорьевна буквально повисла на руке у дочери.

– Сволочь какая, эти каблуки! Кто их придумал только, – ворчала она, тщательно выбирая место, куда поставить ногу в красном лакированном сапоге на шпильке.

– А мне показалось, что ты вполне себе бодро на них передвигаешься, – удивилась Елена Михайловна.

– Исключительно только тогда, когда на меня смотрят посторонние люди. Не по возрасту уже мне эти шпильки, мне что-то удобное надо на тракторной подошве стиля «прощай молодость»!

В травматологическом пункте, ожидая своей очереди, решили после получения справки вместе ехать к Валентине Григорьевне. Во-первых, у неё одной имелись продуктовые запасы, а во-вторых, всем Смирновым без исключения вдруг захотелось к маме. Если и не на ручки, то хотя бы носом уткнуться. Ведь только мама поймет и пожалеет, не скажет: «ты, милочка, сама дура». Правда, не всегда, и не каждая мама.