Самый опасный возраст - Ирина Мясникова (2019)

Валентина Григорьевна вспомнила собственную бабулю, ту самую, которая платила за себя сама и не принимала никаких подарков и помощи даже от родных. У бабули в кармашке кофты всегда имелось круглое зеркальце. Она периодически его доставала, смотрелась в него, хмыкала и говорила: «Ну и страшилище», после чего прятала зеркальце обратно в карман. Конечно, бабуля не была страшилищем. Бабуля была бедной. Очень бедной, как большинство бабуль в советское время. Бабуля существовала на нищенскую пенсию, так как её документы о рабочем стаже сгорели при взрыве бомбы в блокаду вместе с заводом, на котором бабуля тогда работала. Стаж восстановить не удалось. Поэтому бабуля на пенсии ещё подрабатывала гардеробщицей. Но при этом, несмотря на возраст и нищету, она оставалась красивой. Бедная, красивая, гордая и очень худенькая. В индийской шерстяной кофте и цветастом ситцевом платье. Зимой и летом. Зимой у бабули к наряду добавлялись войлочные сапоги «прощай молодость» на молнии спереди и драповое пальто с каракулевым воротничком. На голове бабуля носила платок. Но не платочек а’ля деревенщина, а платок типа шаль или шарф. И ещё у бабули имелись очки. Простецкие роговые очки со стеклами, поделенными на половинки для дали и для чтения, одна дужка этих очков сломалась и была примотана изолентой. А за стёклами очков прятались лукавые большие глаза. И руки бабули были очень шершавые. Валентина Григорьевна почему-то очень любила в детстве гладить эти шершавые руки. Так вот, если посадить в эту очередь травматологического пункта бабулю Валентины Григорьевны, она бы всё равно выделялась среди этих добротно одетых, сытых, но каких-то серых людей. Она бы просто сразу бросилась в глаза. Отчего так? Вот и Дашка, одетая по поводу похода на митинг довольно скромно и практично, тоже почему-то сразу бросилась полицейским в глаза. Не удивительно, что её замели. Такую девицу и без розового рюкзака за версту видать. И Ленка тоже красавица, хоть и клуша. Сидит унылая, нос повесила, а всё равно выглядит лучше всех.

Как бы в подтверждение всех этих невеселых мыслей Дашка плюхнулась рядом, взяла Валентину Григорьевну за руку и спросила, разглядывая её вызывающие парадно-выходные сапоги:

– Бабуль, а тебе никто не говорил, что ты одеваешься не по возрасту?

– Как же! Нинка, приятельница моя всё время такое говорит. Ты б её видела. Главное обидно, женщина она из себя ничего такая, без тройного подбородка, стройная, я бы даже сказала, фигуристая. И не бедная совсем. Носит постоянно какие-то юбки клёш и блузки с бантами или пиджачки. Где она их покупает, неизвестно, такой гардероб в восьмидесятых училки очень уважали. На ногах полусапожки. Боже упаси джинсы надеть. Седину даже не закрашивает. Волосы не стрижет, в дулю завязывает или хвостик. Про косметологов ничего не знает, и знать не хочет. На лице вся скорбь еврейского народа. Эту б Нинку приодеть да хотя бы подстричь…. Где там! Она считает, что всему свое время, и в любом возрасте есть своё хорошее! Ерунда полная! Вот скажи, что может быть хорошего в старости?

– Ну, не знаю.

– И я не знаю. Есть всё подряд нельзя, особенно вкусное. Пить, гулять и веселиться тоже. То желудок, то печень, то ещё какая-нибудь дрянь сразу даёт о себе знать. Начинаешь одно лечить, тут же выясняется, что ты этим вредишь всему остальному. Ну, да чего я тебе рассказываю, ты сама про лекарства всё знаешь. Так что ни хорошего, ни радости в старости никакой нет! Даже принарядиться толком не получается. Сапоги на шпильке надела, сразу ноги отвалились, куртку короткую нацепила, тут уже и задница следом за ногами полетела. Без шапки зимой на мороз не выйдешь, голова тоже отвалиться может. Но я сопротивляюсь, как могу. Конечно, мини-юбку уже не надену. Хотя…

– Ты у меня, самая лучшая и самая красивая бабуля на свете! – Дашка чмокнула Валентину Григорьевну в щёку.

– Эй, ты поосторожней со своими нежностями, а то шубу мне носом разбитым измажешь, а шубы нынче очень недешевы!