Вайпертон. Северный округ - Кира Измайлова (2017)

– Не надо грубой лести, миз, – усмехнулся Венхайм. – Я разбираюсь только в своей области знаний, а сейчас сделал простейшее умозаключение. Задавайте уже ваши вопросы!

– Конечно, сьер, – кивнул Текс и взглянул на свой браслет. – Скажите, после совещания вы сразу покинули центр?

– Нет, и вы прекрасно об этом осведомлены, потому что наверняка проверили данные с проходных, – живо отозвался тот. – И я скажу вам, почему задержался: я зашел в свой кабинет за зонтом, после чего спустился на стоянку и уехал домой. Давайте ближе к делу, сьер!

– Миз О'Гризи сказала, что совещание так затянулось из-за того, что миз Польна подробно расспрашивала вас, а вы…

– А я развернуто отвечал, – снова перебил Венхайм. – Да, так и было.

– Она упоминала о ваших разногласиях касаемо подхода к рабочему процессу.

– Не самому процессу, а общей концепции, – поправил тот. – Да, это так.

– А вы не могли бы в двух словах пояснить, в чем состоит различие между вашими позициями? – встряла Эл. – Для непосвященных?

Венхайм тяжело вздохнул и почесал подбородок.

– Вы, надо думать, биологию исключительно в школе изучали, и то по верхам? – спросил он.

Текс переглянулся с Эл и нехотя кивнул.

– Еще в рамках курса новейшей истории рассказывали о переходе к системе ГСЗ и связанных с этим проблемах, – добавила девушка. – Но в очень общих чертах. В смысле, предпосылки и так понятны – Война, ее последствия…

– Ну хоть на том спасибо, – провочал Венхайм, вздохнул и добавил: – Ну что ж… Если в двух словах, то внедрение системы ГСЗ было вынужденной мерой, повлекшей за собой серьезные протесты и волнения. Даже вспоминать не хочется, какими словами клеймили основателей проекта!

Текс поморщился, предвидя длиннющую и занудную лекцию, и старик, видимо, заметил эту гримасу, потому что тут же отреагировал:

– Молодой человек, я не собираюсь читать вам углубленный курс истории, этики и прочих сопутствующих дисциплин. Я хочу лишь убедиться, что вы в курсе основ и в состоянии понять мои слова.

– Конечно, сьер, продолжайте, – кивнул Нортон. Ему хотелось курить, но он решил потерпеть, чтобы не нарваться еще и на проповедь о вреде никотина.

– Так вот… – Венхайм свел вместе кончики пальцев. – Как вам, я надеюсь, известно, еще до Войны существовало множество генетических заболеваний различной степени тяжести: от таких, при которых человек был в состоянии жить сравнительно нормальной жизнью, до таких, с которыми ребенок доживал в лучшем случае до десяти лет, и то в непрерывных мучениях. Существовали и дефекты, устранимые хирургическим путем, но мы сейчас не о них.

– Но вы ведь хирург, – уточнила Эл.

– Да, я занимаюсь именно вторым вариантом, – кивнул Венхайм. – Бывает, скрининг показывает порок сердца у плода или еще какую-то патологию, которая вполне устранима еще до рождения или сразу после него, тут мне и скальпель в руки… Но мы сейчас о неизлечимых случаях. Тех, когда пациент с помощью безумно дорогой терапии может протянуть год – другой, но это время станет адом и для него, и для родственников. Или тех, когда этот пациент рождается, уж простите за прямоту, без малейших надежд на развитие. Я имею в виду умственное развитие, – пояснил он. – Ну а кое-кто и вовсе был способен существовать только на аппаратах.

– А эвтаназия как же? – удивилась девушка.

– Так она была разрешена лишь в нескольких странах, миз, а зачастую возможна только по воле пациента, – хмыкнул старик.

– Бред какой-то, – буркнул Текс, – а если пациент в коме и уже никаких осознанных решений принять не может? Или это ребенок? Или такой вот… гм… не развившийся человек?

– Кое-где работало согласие родственников, и то только для отключения аппаратов жизнеобеспечения, кто-то догадался оставить распоряжения на этот счет, – охотно просветил Венхайм. – Другие могли оставаться в таком состоянии годами.