Ночная птица - Брайан Фриман (2018)

– Это ты так считаешь, – сказал Херб, – но я бы не был так уверен. Именно тем, что воспоминание можно изменить, и объясняется несокрушимое нежелание ученых заниматься этим. Они обвиняют доктора Штейн в том, что она открыла ящик Пандоры. Я склонен согласиться с ними, даже несмотря на то, что в шестидесятые у меня было очень изменчивое представление о реальности.

Херб обратил внимание на вихрастого светловолосого мальчика, стоявшего пред ними на нижней ступеньке. На вид малышу было лет шесть.

– Чем могу быть вам полезен, молодой человек? – раскатистым голосом произнес Херб. Он умел ладить с детьми.

– А это настоящее? – спросил мальчик, указывая на трехмерное изображение горы Хуашань.

– Похоже на настоящее? – поинтересовался Херб.

– Ага.

– Значит, настоящее.

Мальчик задумался. Он оглянулся на картину.

– А я думаю, что не настоящее. Это подделка.

– Есть только один способ выяснить это, – сказал Херб. – Вы должны пройти по тропе, молодой человек.

Мальчишка сложил на груди руки и, широко шагая, вернулся к иллюзии, при этом то и дело оглядываясь на Херба, как бы проверяя, не шутит ли тот. Он поставил одну ногу на картину и сразу же убрал ее, затем, бросив последний взгляд на художника, прыгнул в ее центр. Когда его ноги коснулись бетона, он обернулся. На его лице сияла широченная улыбка. Херб подмигнул ему.

– Так почему ты спрашиваешь о ней? – спросил он у Фроста. – Ведь не думаешь же ты идти к доктору Штейн? Ну, из-за Кейти?

– Нет.

– Тогда зачем? Что-то случилось?

– Две ее пациентки покончили с собой при странных обстоятельствах.

Херб помрачнел:

– Та девушка на мосту?

Фрост кивнул. Он поймал себя на том, что тихонько насвистывает какой-то мотив.

– В том числе.

– Ты пытаешься сделать доктора Штейн уголовно ответственной? – спросил Херб. – Желаю удачи, но дело затянется. Сомневаюсь, что окружной прокурор примет его к рассмотрению.

– Я просто хочу выяснить, что произошло на самом деле.

– Ну… должен признаться, я предубежден против доктора Штейн.

– О? И почему же?

– Помнишь прошлое лето? Ту студентку из Университета Сан-Франциско, которую убили в ее квартире недалеко от Бальбоа-Парк? Ее звали Мерилин Сомерс. Семь ножевых ранений.

Фрост задумался, наморщив лоб.

– Помню. Но то дело вела Джесс Салседа, не я.

– А что насчет имени Даррен Ньюман? – спросил Херб.

– Ньюмана подозревали в этом убийстве, но обвинения ему не предъявляли. Джесс нашла кого-то еще, у кого совпал анализ ДНК, и парня признали виновным. Он утверждал, что был пьян и не помнит ничего из событий той ночи.

Херб кивнул. Шак нетерпеливо пихнул его руку и, когда тот не откликнулся на его требование и не стал чесать его за ухом, перебрался на плечо Фроста. Вытянув шею и подняв голову, он принюхивался к морскому воздуху.

– Тебе известно, что я состою в правлении Союза против насилия по отношению к женщинам, а?

– Конечно.

– Так вот, Даррен Ньюман был у нас на примете несколько лет, – продолжал Херб. – Женщины стали писать на него жалобы вскоре после того, как он с родителями переехал в область Залива из Колорадо. На грубое обращение. На оскорбление. На изнасилование. Однажды я встретился с ним, чтобы понять, что он собой представляет. Ньюман – социопат. Хитрый, обаятельный и абсолютно аморальный.

– Я помню, что за Ньюманом числились какие-то уголовные преступления, но срок он ни разу не отбыл.