Дашка переставляла ноги, стараясь ступать осторожно, чтобы было не так больно. По сторонам она не смотрела, сосредоточившись на процессе, считая про себя шаги. Поэтому не заметила, в какой момент вокруг стало совсем темно. Осознала это только когда зацепилась ногой за корень и упала, ткнувшись лицом в мокрые от ночной росы папоротники. Это добило ее окончательно, и Дашка расплакалась горько, как обиженный ребенок. Сидела в этих дурацких папоротниках, размазывая слезы по лицу, тихонько скулила, жалея себя изо всех сил.

Димка присел перед ней на корточки, заглянул снизу в лицо. Хорошо, что уже темно, не видно распухшего носа и глаз-щелочек. Что нос у нее мгновенно опухает от слез, Дашка помнила твердо, поэтому на людях никогда не плакала, держалась. Но сейчас решила, что в темноте все равно не видно. Да и вообще уже все равно. Подумаешь, увидит Димка ее распухшую физиономию! Что такого уж страшного произойдет? Испугается и убежит? Ну и пусть, ей все равно. Так даже лучше – Димка уйдет, а она ляжет прямо здесь на траву и отдохнет.

Димка осторожно, пальцами, вытер слезы с Дашкиных щек, взял за руку, молча потянул вверх.

– Я не могу больше идти, – сказала Дашка жалобно. – Ноги болят ужасно, и вообще я устала. Зря мы, наверно, от остальных ушли.

– Ну как это зря? – Димка от неожиданности выпустил ее руку. – Ты же сама говорила, что боишься с ними оставаться.

– Это меня Ванька напугал. Наговорил черт знает чего. И Колян ему бандит, и Юрий сумасшедший. А они, может, нормальные. Может, мы в их глазах тоже подозрительно выглядим. Вот ушли сейчас – что они про нас подумают?

– Да какая тебе разница, что они подумают? Они тебе кто, родственники? Или хорошие знакомые? Один из них убийца. А может, и не один.

– Почему же он нас раньше не убил тогда?

Было ясно, что возражает Дашка исключительно из упрямства. Ее сейчас никакие аргументы не убедят. Поэтому Димка снова взял ее за руку и потянул за собой.

Дашка плелась за ним и бурчала под нос еле слышно:

– Кому надо нас убивать? За что? Мы и не знаем ничего, и не видели. А сейчас вот заблудимся, чего доброго. Никогда из этого леса сами не выберемся, никаких убийц не нужно.

– С чего ты взяла, что мы заблудимся? – не выдержал Димка.

– Да с того! Вот на фига мы с тропинки ушли? Ведь говорили же, что тропа эта идет как раз до моста. Надо было и идти по ней. А мы зачем в лес поперлись? Заблудимся в темноте, вот увидишь.

Димка и сам не понимал, зачем они сошли с более-менее нахоженной тропы. Это даже не обсуждалось – Иван просто свернул в какой-то момент в лес, и уже минут пятнадцать они шли, путаясь ногами в высокой траве. А в самом деле, зачем надо было уходить с тропы?

Иван возник перед ними неожиданно. Еще секунду назад никого не было, а теперь – пожалуйста, стоит лицом к ним прямо на дороге. Димка налетел на товарища с размаху, не разглядев сразу в темноте.

– Где вы копаетесь? – поинтересовался тот нетерпеливо. – Мы так до утра не дойдем. Можно было тогда и не срываться, что толку, если еле ползти?

– Слушай, а зачем мы с тропы свернули?

– Так быстрее. Там дальше река петлю делает, ну и тропа, соответственно, тоже. Она же по берегу идет. А так мы срежем.

– Один раз уже срезали, – пробурчала Дашка. – Тоже река петлю делала. Чуть не замерзли на леднике этом чертовом.

– Чем ты недовольна, Дашуль? – рассмеялся в темноте Иван. – Действительно ведь срезали тогда. Тяжелее было, конечно, зато день точно сократили. А то и два. С нашей скоростью мы бы долго еще по бережку шли. С пенсионерами этими на хвосте.

– А мы не заблудимся? – осторожно спросил Димка.

– Да где тут заблудиться можно, ты что? Вон там уже река, видишь, просвет между деревьями?