Вкус запретного плода - Галина Романова (2019)

— Инна, так что случилось? — спросил Володя, усаживаясь к столу на место, которое считал своим. Сразу потянулся к блюду с оладьями. — Я съем?

— Конечно.

Она поставила перед ним чистую тарелку. Положила приборы и салфетку. Накрахмаленную. Искусно сложенную. В красивом стеклянном колечке.

— Приятного аппетита, — проговорила негромко и, стянув с волос резинку, осторожными движениями распушила слипшиеся волосы. — Извини, я не успела принять душ. Собиралась, и тут вдруг шум со двора.

— Что за шум? — спросил он с беспечным видом, тщательно пережевывая и запивая молоком прямо из бутылки.

Она забыла убрать в холодильник после того, как наводила тесто. Оставила молоко на столе. И Володя пил прямо из бутылки. Даже не спросив разрешения. Это можно считать хорошим признаком или нет? Она со вздохом отогнала все посторонние мысли прочь. Не до этого сейчас.

— Так что за шум?

— Я вышла на балкон. — Она села к столу, навалилась на него грудью, потому что в таком положении пятен от масла на ее одежде не было видно. — А там «Скорая».

— И?

— И на носилках выносят Наталью Ивановну.

— Это которую? — Он нахмурил брови, потом лицо его просияло догадкой. — Это ту, которая все про всех знает? Которая ходит в странных шляпках?

— Да. Ее несли на носилках доктора. Или санитары. Не знаю! — Ее губы задергались. — Это было так страшно, Володя.

— Ну, так старый человек. Мало ли, плохо стало. — Его узкие плечи под белоснежной футболкой приподнялись и опустились. — Не пойму, почему ты так переполошилась?

— Потому что слишком все как-то, Володя. — Она покрутила в воздухе руками, будто катала между ладоней невидимый шарик. — Как-то все слишком.

— И снова не понял. — Он вытащил ее накрахмаленную салфетку из колечка и осторожно вытер рот. — Что за паника? Стало плохо старому человеку. Его увезла «Скорая». Что тебя так тревожит?

— Этот старый человек нас с тобой переживет, Володя, — пробормотала она.

И покосилась на бутылку. Молока в ней больше не было. Он даже не спросил, оставить ей или нет. Хотя должен был помнить, что она тоже любит оладьи с молоком. Именно с молоком.

И снова проскакало в мозгу: это хороший признак или нет?

— К тому же мы с тобой не знаем, что именно с ней случилось. Именно сейчас. Именно после того, как…

И она тут же прикусила язык. Содеянное ею показалось вдруг таким ужасным, такой непоправимой ошибкой! Инна Гавриловна не выдержала и расплакалась.

— Инна, что?! — Володя привстал, дотянулся до ее руки, потрепал. — Ну что ты, в самом деле? Чего раскисла? Из-за моих гостей, что ли?

— Нет, — всхлипнула она и неожиданно решила воспользоваться ситуацией. Раз уж он сам завел разговор. — И из-за этого тоже, Володя! Кто у тебя там?

— Ох, не хотел тебе говорить раньше времени.

Он вылез из-за стола, подтащил стул к ней поближе. Сел. Привалился боком к ее боку. Как родной! И снова защемило в сердце: вдруг в последний раз так-то они рядышком сидят.

— Я решил сдать квартиру, Инна. Зачем ее держать? Пока вся эта канитель идет. Следствие, все такое. Потом, вступить в права наследования я смогу лишь через полгода. Пока оформлю все бумаги… В общем, всего много надо будет сделать. А квартира большая. Содержать ее затратно. Она треть моей зарплаты съест. И я решил ее сдать. Прости, что не посоветовался с тобой.

— Я-то тут при чем, — воскликнула она с горечью. — Кто я такая, чтобы со мной советоваться. Я тебе не жена, не подруга.

— Так я к тебе собрался переехать, — признался он с осторожным смешком и потерся щекой о ее плечо. — Если ты, конечно, не против.

Ее изболевшееся за утро сердце на мгновение замерло, а потом забилось пойманной птичкой.

— Ох! Правда? Володя, это правда? — Она не повернула к нему лицо, потому что знала: зареванное, некрасивое, с покрасневшими глазами. — Это правда, милый?