Женщина со шрамом - Филлис Джеймс (2010)

Закрыв глаза и уплывая в сон, она думала об ожидавшей ее спокойной ночи и о завтрашнем утре, которое ей не суждено было увидеть.

15

Семь часов спустя, уже в своей палате, Рода пошевелилась в постели: глубокий сон сменился дремотным полубодрствованием. Несколько секунд она лежала без движения, не понимая, где находится, как часто бывает, когда неожиданно пробуждаешься от сна. Она сознавала, что ее постель очень удобна, ощущала, как тяжела ее голова на высоко поднятых подушках, чувствовала, что воздух здесь пахнет совсем по-другому, не так, как у нее в лондонской спальне — запах свежий, но более терпкий, скорее осенний, чем зимний, это запах земли и травы, долетающий до нее с легкими порывами ветерка. В комнате было совершенно темно. Прежде чем последовать совету сестры Холланд и рано улечься спать, Рода попросила, чтобы раздвинули шторы и оставили витражное окно приоткрытым: даже зимой она не любила спать без свежего воздуха. Однако это, возможно, было не так уж разумно. Пристально вглядываясь в окно, Рода увидела, что ее комната гораздо темнее, чем ночь за окном, и что чуть светящееся небо разрисовано высоко стоящими созвездиями. Ветер задувал все сильнее, она услышала, как он посвистывает в каминной трубе, и почувствовала его дыхание у себя на правой щеке.

Вероятно, ей следует стряхнуть с себя непривычную апатию, встать и закрыть окно. Но оказалось, что это ей не по силам. Она отказалась перед сном принять предложенное ей успокоительное и теперь сочла странным — хотя это ее не встревожило, — что чувствует такую тяжесть, такое неодолимое желание не двигаться с места, остаться в этом коконе тепла и комфорта, ожидая нового негромкого посвиста, нового порыва ветра; она не сводила глаз с узкого прямоугольника звездного света. Рода не испытывала боли и, подняв левую руку, легко коснулась подбитой чем-то мягким накладки и полосок липкого пластыря, которым та была закреплена. Сейчас она уже привыкла к тяжести и твердости накладки и обнаружила, что трогает ее так, будто бы ласкает, будто накладка стала такой же неотъемлемой частью ее существа, как воображаемая рана, которую она прикрывает.

Но вдруг, в перерыве между порывами ветра, Рода услышала звук, такой тихий, что лишь царившая в палате тишина позволяла его расслышать. Она скорее почувствовала, чем услышала чье-то присутствие: кто-то ходил по гостиной. Сначала, в сонном полусознании, Рода не почувствовала страха, только смутное любопытство. Должно быть, это раннее утро. Вероятно, уже семь часов и ей принесли утренний чай. Но вот еще один звук, всего лишь легкий скрип, но ошибки быть не могло. Кто-то закрывал дверь спальни. Любопытство уступило место первому холодному предчувствию беды. Никто ничего не сказал. Не зажегся свет. Рода попыталась хриплым голосом окликнуть пришедшего, но безуспешно — мешала накладка. «Кто вы? Что вы тут делаете? Кто это?» — пробормотала она. Ответа не последовало. И теперь она знала со всей определенностью, что это вовсе не дружеский визит, что рядом с ней — что-то или кто-то, явившийся со злыми намерениями.

Она лежала, застыв от страха, а нечеткая фигура, вся в белом и с закрытым маской лицом, встала у ее кровати. Руки вознеслись над головой Роды ритуальным жестом, как бы непристойно пародируя благословение. С трудом Рода попыталась приподняться, но простыни и одеяла, казалось, давили на нее, тянули вниз. Она подняла руку — к сонетке и лампе. Сонетки на месте не оказалось. Рука нащупала выключатель, он щелкнул, но света не было. Кто-то, по-видимому, перевесил сонетку выше, она не могла до нее дотянуться, и вывернул лампочку. Рода не закричала. Долгие — с раннего детства — годы самоконтроля, боязни выказать страх, нежелания искать облегчения в криках и воплях теперь лишили ее способности позвать на помощь. И она понимала — крик не будет услышан, накладка даже говорить ей мешала. Рода попыталась выбраться из постели, но обнаружила, что не может двинуться.