Бремя молчания - Хизер Гуденкауф (2010)

Проходит несколько секунд, прежде чем укол начинает действовать. Постепенно Калли успокаивается, затихает и закрывает глаза. Ее пальцы по-прежнему вцепились в мою рубашку, она тянет меня к себе. Как будто хочет поговорить со мной, но губы у нее кривятся, и ей никак не удается сложить слово.

— Что, Калли? Что такое? Скажи, пожалуйста! — шепчу я ей на ухо. Но она уже заснула. Что бы ее так страшно ни напугало, кошмар заполз обратно в свою норку и тоже спит — по крайней мере сейчас.

Мартин

Мы подъезжаем к тещиному дому. Журналисты уже уехали; на дорожке стоит только одна чужая машина. Я благодарю полицейского; он предлагает подождать и отвезти нас в Айова-Сити. Или проводить на своей машине. С ним, обещает он, мы доедем быстро и без помех. Я снова благодарю его и отказываюсь. Мы отлично доберемся сами. Мы сами поедем к Петре. Я с трудом иду к двери, ноги у меня свинцовые, сказывается сегодняшняя усталость. Брюки выпачканы землей, на рубашке кровь Бена. Я кое-как приглаживаю пятерней волосы, но они все равно стоят дыбом. Очки криво сидят на носу; я снимаю их и пытаюсь снова надеть как следует. На окне колышется занавеска; должно быть, Фильда услышала, как подъехала машина. Она быстро выглядывает в окно, потом парадная дверь открывается, и она спешит мне навстречу. За ней ее мать и незнакомая мне женщина.

— Ты нашел ее, Мартин, ты нашел Петру? — Фильда хватает меня за руку; в ее голосе слышатся те же истерические нотки, что и раньше, когда она напустилась на агента Фитцджералда. Интересно, кстати, где он? Что-то давно о нем ничего не слышно.

Я обнимаю Фильду и прижимаю ее к себе. Она оседает, и я понимаю, что невольно ввел ее в заблуждение.

— Она жива. — Надо бы сказать «жива и невредима», но я не могу обманывать жену.

Фильда вскрикивает от облегчения и радости:

— Слава тебе, Господи, слава тебе! — Она по-прежнему крепко держится за меня. — Спасибо, Мартин, спасибо за то, что ты нашел ее! Где она? Где она? — Фильда смотрит мне за спину, как будто рассчитывает увидеть Петру во дворе.

Я откашливаюсь. Сейчас главное — деликатность. Ни к чему тревожить Фильду раньше времени.

— Она в больнице.

— Ах да, конечно! — Фильда прищуривается. — Она поправится, да?

— По-моему, да. Тебе нужно поехать к ней, — говорю я.

— Что значит — «по-моему»? Что с ней, Мартин? Поехали! Пошли в машину и едем!

— Ее увезли в Айова-Сити, в тамошнюю больницу. Врач сказал, что там ей будет лучше.

— В Айова-Сити? Что с ней? — Фильда отступает на шаг и скрещивает руки на груди. К ней подходит незнакомая женщина, кладет ей руку на плечо.

— Фильда! — говорит она. — Фильда, что случилось?

— Не знаю, — говорит Фильда. В тишине ее голос кажется особенно громким. Сейчас поздно, даже цикады уже замолчали. — Не знаю, — повторяет Фильда и поворачивается ко мне. — Мартин!

Я беру Фильду за руку и отвожу в сторону, подальше от незнакомки.

— Сейчас же объясни, что происходит!

На крыльце горит свет, и я вижу, что в глазах у Фильды блестят слезы. Я понимаю, что обязан рассказать ей все — и сейчас.

— Мы нашли Петру на вершине холма. Ее… — Я сглатываю подступивший к горлу ком. — Она была… в тяжелом состоянии, но дышала. На голове у нее глубокая рана и кровоподтеки по всему телу. С холма ее сняли вертолетом. И повезли в Айова-Сити. Сейчас она, наверное, уже там. Фильда, поезжай к Петре, ты ей нужна.

— Она умрет? — спрашивает Фильда. — Моя девочка умрет? — В ее голосе слышатся стальные нотки; она как будто ждет от меня подтверждения.

— Нет! — кричу я более убежденно, чем чувствую на самом деле. — Ты сможешь самостоятельно добраться до Айова-Сити?

— В чем дело? — настораживается Фильда. — Почему ты не едешь со мной?

— Не могу. Я должен помочь следствию. — Надеюсь, мой ответ ее устроит.

— Следствию? Что, арестовали того, кто это сделал? Кто это сделал, Мартин? Ты знаешь?