Бремя молчания - Хизер Гуденкауф (2010)

Я открываю заднюю дверцу за пассажирским сиденьем и достаю три бутылки воды. Две для Калли, и одну я возьму с собой, когда мы пойдем искать Петру. Честно говоря, Бен меня сейчас волнует мало. Неужели это все-таки он? И вдруг, когда я уже вылезаю, я вижу… Трусики вымазаны в грязи, но я их отлично узнаю. Я сам только вчера складывал их, когда достал из сушильной машины. Белые, в мелкий желтый цветочек. Я хватаю прозрачный пакет, в котором они лежат, и пристально осматриваю. Ко мне подскакивает Луис.

— Мартин… — жалким голосом говорит он. Не в силах ответить, я тычу в него пакетом. Наконец дар речи возвращается ко мне.

— Я иду за дочерью, — просто и спокойно говорю я, хотя ужас сжимает мне грудь. И я бегу, забыв о своих пятидесяти с лишним, бегу по тропе, а помощник шерифа кричит мне вслед:

— Мартин, погодите! Нам нужно дождаться подкрепления!

Я бегу, не обращая на него внимания.

Помощник шерифа Луис

Мартин отпихивает меня и несется в лес. Я чертыхаюсь про себя. Бог знает, что он там увидит!

— Тони! — кричу я. — Стой здесь и жди полицию и медиков. Я за Мартином! — Лицо у нее белое, испуганное. — Все будет в порядке. Я поднимусь туда и приведу Бена живого и невредимого. Не волнуйся. Мы поднимемся на холм, что за Бродяжьим оврагом. Передай, пусть на развилке поворачивают налево!

Она кивает и сжимает мне руку:

— Спасибо, Луис. — Голос у нее дрожит. Я тоже сжимаю ей руку и следом за Мартином бегу в лес.

На то, чтобы догнать его, у меня уходит немного времени. Мартин остановился и, тяжело дыша, разглядывает что-то сбоку от тропы. Я подхожу к нему вплотную.

— Мертвый, — говорит он сухо, не поворачиваясь ко мне.

Я наклоняюсь и трогаю собачий бок.

— Еще теплый, — замечаю я. — Значит, околел недавно.

— Как по-вашему, что с ним случилось? — испуганно спрашивает Мартин.

— Не знаю. — Я стараюсь говорить ровным и спокойным голосом. — Мартин, вернитесь, пожалуйста. Если вы пойдете в лес, нас обоих ждут крупные неприятности.

— Нет, я иду дальше, — решительно отвечает Мартин.

Я покорно вздыхаю:

— Тогда давайте помедленнее, хорошо? Если вы упадете или поранитесь до того, как мы найдем Петру, вы ей не поможете. Ясно?

— Да, хорошо, — соглашается он, не сводя взгляда с мертвого пса. — И все же… давайте поторопимся. Давайте скорее!

Тропа ведет в гору. Всего через час спустятся сумерки. А если мы не успеем до темноты найти Петру, Бена и всех, кто там еще на вершине холма? Снимать оттуда людей непросто даже днем, а ночью, в темноте, операция вообще запредельно сложная. Я вызвал несколько мотовездеходов — возможно, с их помощью выбраться из леса удастся быстрее. Кроме того, из Айова-Сити сюда летит вертолет — возможно, кто-то серьезно пострадал.

— Мартин, Петра жива.

Он смотрит на меня:

— Вам Калли сказала?

— Да, правда, не словами. Я спросил ее про вашу дочь, и она показала на вершину холма за Бродяжьим оврагом. Вроде бы она ранена, но насколько серьезно — не знаю.

— Она сказала, кто это сделал? — спрашивает Мартин, стиснув зубы. Подниматься по крутому склону ему тяжело.

— Нет. Я не успел ее расспросить, потому что вы именно тогда нашли… Может, посидим, отдохнем?

— Нет, я в порядке.

Мы молча продолжаем подниматься, а потом он вдруг говорит:

— Луис, я убью того, кто это сделал.

— Мартин, вы никому и ничему не поможете. Наоборот, все будет только хуже, намного хуже.

— У вас тоже есть ребенок, сын. — Он не спрашивает, а утверждает.

— Да. Его зовут Тэннер, ему четыре года.

— Вы ради него на все готовы? — Мартин смотрит не на меня, а себе под ноги.

— Да. Наверное.

— Тогда вам тоже захочется убить всякого, кто обидит вашего ребенка! — решительно заявляет он.

Я искоса смотрю на Мартина. Лицо у него побагровело, лоб блестит; он достает из кармана носовой платок и вытирает испарину.