«Во-первых, вопрос, почему влюбился, или почему не влюбился, или почему в то время не влюбился, — писал Белинский, — такой вопрос мы считаем немного слишком диктаторским. Сердце имеет свои законы — правда, но не такие, из которых легко было бы составить полный систематический кодекс. Сродство натур, нравственная симпатия, сходство понятий могут и даже должны играть большую роль в любви разумных существ; но кто в любви отвергает элемент чисто непосредственный, влечение инстинктуальное, прихоть сердца, в оправдание несколько тривиальной, но чрезвычайно выразительной русской пословицы: „полюбится сатана лучше ясного сокола“, — кто отвергает это, тот не понимает любви. Если б выбор в любви решался только волей и разумом, тогда любовь не была бы чувством и страстью. Присутствие элемента непосредственности видно и в самой разумной любви, потому что из нескольких равно достойных лиц выбирается только одно, и выбор этот основывается на невольном влечении сердца. Но бывает и так, что люди, кажется, созданные один для другого, остаются равнодушны друг к другу, и каждый из них обращает свое чувство на существо нисколько себе не под пару».

Нельзя не считаться и с тем, что, отвечая на различные «немного слишком диктаторские» вопросы, человек всегда вольно или невольно учитывает, во-первых, наше предполагаемое ожидание и, во-вторых, то, как, по его мнению, на такие вопросы принято отвечать. Поэтому часто мы выявляем не столько действенные мотивы, сколько «знаемые». Дошкольники, наиболее непосредственные в своих ответах, пожалуй, говорят то, что действительно думают. Вся беда в том, что знают они о себе не очень много. Но когда детских ответов накапливается несколько сотен, уже можно кое-что сказать о вкусах и пристрастиях маленьких испытуемых.

Чаще всего в качестве мотива своего выбора ребенок выдвигает общую положительную характеристику сверстника. Формула «он хороший» — излюбленный способ отвязаться от надоедливых взрослых и заняться серьезным делом, например постройкой ракетодрома. Кстати сказать, дети часто обосновывают свой выбор совместным участием в игре. Порой получается заколдованный круг: «нравится, потому что вместе играем», «вместе играем, потому что нравится». Нередко ребенок оценивает сверстника по принципу: «не делай мне зла, и я скажу, что ты делаешь мне добро». Так появляются положительные отзывы, которые начинаются на «не»: «не дерется», «не отбирает игрушки», «не дразнится».

Старшие дошкольники часто объясняют свой выбор наличием у объекта различных «доблестей»: «хорошо рисует», «хорошо танцует». В число таких доблестей может войти любой признак, любое проявление человека. Надо только, чтобы от этого зависело положение среди других людей. Помню, дети одной из групп поразили меня своими ответами. «Он (она) хорошо кушает!» — объяснили они свое желание иметь «его» или «ее» партнером по игре. Потом выяснилось, что воспитатели здесь часто хвалили или ругали детей именно в зависимости от того, как они едят. Постепенно это качество вошло в структуру, так сказать, нравственного образца, эталона, идеала, если хотите. Более того, стало ведущим: «хорошо кушаешь» — значит, хороший человек, «плохо кушаешь» — не обессудь…

Теперь ясно, как могут приобрести для человека — и, увы, не только маленького, но почти обязательно с детства — решающее значение при оценке других людей совершенно, казалось бы, случайные признаки: цвет кожи, форма головы или длина носа…