Скажи, что ты моя - Элизабет Нуребэк (2019)

– Нет, – ответила я наконец. – Возможно, иногда. Смешанное чувство. Летом больше всего. Стокгольм, конечно, хорош и в это время, но дома уютнее.

– Да ты что? Что может быть прекраснее белых ночей в шхерах? А все эти летние кафешки? Сидеть в Королевском саду с мороженым или в парке с пивом, прохаживаться по Юргордену.

– Прохаживаться? – поддразнила я. – Ты что, пенсионер?

Он ткнул меня в бок. Я засмеялась.

– Не забудь поездки в набитом метро с потными пассажирами, – напомнила я. – Уткнувшись носом в чью-то подмышку. Фу!

– Ха-ха, прикольно. А что такого замечательного в твоем Бурленге? Все эти машины без глушителей? Национальные костюмы и скрипучие скрипки?

– Ты ничего не понимаешь.

– Так объясни!

– Покой. Тишина. Синие горы. Волшебные летние ночи на лугу рядом с домом бабушки.

– Синие горы и волшебные ночи. Как поэтично!

– Представь себе: нестись на велосипеде на озеро, ветер треплет волосы. Пойти в лес и за несколько часов не встретить ни одной живой души. Ничего не слышать, кроме пения птиц.

– Заблудиться, кормить комаров и оказаться в нескольких милях от цивилизации.

– Не говори глупостей. Когда надоест лес, можно поехать в Лександ, потолкаться в центре городка, где куча туристов, поесть гамбургеры в Митти. Искупаться на песчаном пляже – знаешь, какая вода в озере Сильян? Холодная как лед.

– Ужас как уютно!

Теперь уже я ткнула его в бок.

– А ты бывал хоть раз в Тельберге? Там так здорово. Папа всегда специально ехал помедленнее, чтобы мы успели рассмотреть все домики. А дорога узкая и извилистая. Иногда мы спускались к причалу Юртнэс. И потом каждый раз ехали дальше к башне Видаблик, ели мороженое и смотрели сверху на озеро. Вид фантастический. В конце мы всегда гуляли по пирсу в Рэттвике. Он казался мне бесконечным – во всяком случае, когда я была маленькая. А потом мы наперегонки бежали назад.

Я умолкла.

– О чем ты думаешь? – спросил Фредрик.

– О папе.

– Я слышал о нем. Соболезную. Или как там принято говорить?

– Спасибо.

– Ты бы хоть сказала.

– Сказала – что?

– Ну рассказала бы, что у тебя случилось. А ты просто исчезла. Никуда не ходила, никак не проявлялась.

– Знаю.

Он смотрел мне в глаза. Мне хотелось бы лежать так всю оставшуюся жизнь. С ним. Он спросил, как я себя чувствую сейчас, – я совсем над этим не думала, но теперь рассказала ему, что начала ходить на психотерапию. Похоже, он не счел это странным. Само собой, я сказала ему не все.

Некоторое время мы лежали молча. Потом я рассказала, как весной мы с Юханной сходили в донорский автобус возле института и сдали анализ крови. Так приятно, что можешь стать донором, – слишком мало людей это делают. Мне уже пришло первое приглашение на сдачу крови.

Я продолжала говорить. Мне хотелось вернуть то настроение, которое было только что, хотелось сделать все, чтобы он остался со мной как можно дольше.

Сказала, что наверняка грохнусь в обморок и разорву об иголку всю руку, так что моя кровь разбрызгается по всему кабинету, и медсестры будут на ней поскальзываться. Фредрик от души хохотал. Он вытащил из кармана мобильник и устроился поближе ко мне. Держа свой телефон над нами, он сделал селфи. Я запротестовала: я была не готова. Он снял еще одно.

– Лучше?

Он показал мне фото для одобрения.

– О’кей, чуть-чуть получше.

– Мы с тобой такие классные, правда?

Ему пришла эсэмэска, он прочитал ее и поднялся.

– В минуту слабости пообещал сестре отвезти ее в ИКЕА, – сказал он. – Мне надо идти, как ни жаль. Увидимся.

Я еще долго сидела на месте, чувствуя, что глупо улыбаюсь. Потом пришло осознание того, что между нами ничего быть не может. Когда он узнает, кто я, то будет испытывать ко мне только отвращение. Он испугается.

Я сама боюсь.

Боюсь того, что таится во мне самой.

Стелла