Лабиринт Осириса - Пол Сассман (2013)

За час до рассвета она внезапно проснулась от страшной боли в груди.

– Сразу поняла: с ним что-то случилось. Что-то страшное. Казалось, мое сердце надрывалось от плача.

Вскоре послышался стук запряженной ослом повозки – ее братья вернулись домой. Она встретила их, стала расспрашивать, где они были и что делали. Разобрались с хавагой, ответили ей. Она его больше не увидит. И никто его больше не увидит. Свершилось правосудие Аллаха.

– Правосудие! – Иман сплюнула. Они прекрасно знали, что он ее не насиловал. Знали до того, как она, рыдая, все рассказала. Ее мнимое изнасилование стало лишь поводом. С того дня, когда он вступился за нее, они затаили злобу и ждали год, пока не представилась возможность отомстить. Когда мальчишка прибежал к ним с рассказом, они воспользовались случаем. Злые были люди. Жестокие. Ядовитые, как змеи.

Она плакала, упрекала братьев, грозила пойти в полицию. Тогда они потащили ее за волосы в дом и избили. Да так крепко, что потребовался месяц, прежде чем она снова поднялась на ноги.

– Я радовалась боли. Была ей благодарна. Боль позволяла мне разделить то, через что пришлось пройти Пеенска. В боли мы были вместе.

Следующие сорок лет ее держали настоящей арестанткой. Она редко выходила из семейного дома, редко разговаривала с людьми. Влачила существование живого трупа. А затем обнаружили тело Пинскера, и она снова умерла.

– Не могу понять, почему Святой Аллах допустил такое? Почему терпел жестокость и позволил свершиться страшному преступлению? И почему не наказаны мои братья? Хотя в известном смысле правосудие свершилось: никто из них не оставил потомства – все они умерли бездетными. Таковы неисповедимые пути Аллаха. Но его кара принесла мне мало утешения.

После смерти последнего из братьев Иман покинула деревню, перебралась на юг и начала новую жизнь. Она делала все, чтобы помочь другим обрести счастье, которым сама была обделена.

– Никогда не навещала его могилу, – призналась она. – И не хотела. Он по-прежнему живет здесь. – Она коснулась груди напротив сердца. – Для меня это все, что имеет значение. Его имя у меня на губах, когда я просыпаюсь утром, и вечером, когда я ложусь в постель. И миллион раз на дню. Имя моего мужа. Моего дорогого мужа. Лучшего человека, которого я знала.

Она провела высохшими костяшками пальцев под глазами, словно вытирая слезы, но слез не было.

– Такова история Иман и Сам-оо-эля.

Халифа уронил голову. Он не знал, что чувствовать и тем более – что сказать. Все его мысли были о мумифицированном теле Пинскера, скрючившемся на дне шахты рядом с гробницей. И еще о сыне Али – бледном, неподвижно лежавшем на больничной койке после того, как от него отключили систему искусственного поддержания жизни. Пути Аллаха поистине неисповедимы. Настолько таинственны, что не впервые за последние девять месяцев он задал себе вопрос – нет, не о том, существует ли Он, это не обсуждалось. Но что Он за существо? Так много боли, так много трагедий – баланс явно сместился от света к тьме.

– Речь идет о шахте?

Он поднял голову.

– По этой причине вы здесь? – Ее глаза обратились к нему. – Женщина в Иерусалиме. Связь с Сам-оо-элем. Дело в руднике? Золотом руднике, который он обнаружил?

Она снова опережала его мысли.

– Мы так считаем, – ответил Халифа.

– Сам-оо-эл всегда говорил: ничего хорошего из этого не выйдет. Если о шахте узнают. Для него золото ничего не значило. А вот для других… В мире так много алчности.

Из глубины дома явился кот, прыгнул на скамью и свернулся у ног женщины.

– Он был так взволнован, – продолжала она, поглаживая кота по спине, – в тот последний вечер, когда вернулся. Столько лет его искал – месяц за месяцем, один в пустыне. И вот в последнюю поездку… Три месяца лазил внутри, но сказал, что не исследовал и половины. Как он выразился, это подземный город. Подземный мир. Он был счастлив. Мы оба были счастливы.