Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила - Мэри Стюарт (2018)

– Извините, у меня это вырвалось просто потому, что вы так… я хочу сказать, что ожидала увидеть человека постарше. Привратник сказал моему шоферу, что «доктор» никому не разрешает видеться с моей тетушкой, потому я и сделала вывод, что вы здесь. Если, конечно, старик имел в виду вас.

– Пожалуй, да… – Летман прижал ладонь тыльной стороной ко лбу и тряхнул головой, точно сбрасывая сон, потом на его губах мелькнула смущенная улыбка. Но глаза по-прежнему блуждали, взгляд не фокусировался ни на чем. Глаза были серые, зрачки близоруко расширены. – Простите, никак не войду в курс дела. Я только что проснулся…

– Ох, извините ради бога… Когда целыми днями напролет любуешься на прекрасные виды, недолго и забыть о привычках жителей к послеобеденному сну… Простите, мистер Летман. Дело в том, что, когда привратник упомянул о докторе, я решила, что тетушка больна. То есть… если вам приходится здесь жить…

– Послушайте, – сказал юноша, – давайте с самого начала расставим все точки над «и». На самом деле я никакой не врач, если не считать полугодичного курса психологической медицины… – Он метнул на меня быстрый взгляд. – Но пусть вас это не беспокоит, поскольку я нахожусь здесь совсем не в качестве врача. Ваша тетушка пребывает в добром здравии, и в мои обязанности входит лишь присматривать за слугами-арабами и вообще вести хозяйство, а также составлять старушке компанию и развлекать беседами. Мне отнюдь не «приходится» жить здесь в том смысле, какой вы подразумевали. Все дело в том, что я приехал сюда, в Ливан, чтобы провести кое-какие исследования для статьи, которую хотел написать, и однажды набрел на это место. Меня захватила врасплох одна из нередких здесь песчаных бурь, и ваша тетушка впустила меня. Одно к другому, вот я и остался. – Он улыбался, словно прощупывая мою реакцию, но было в его улыбке что-то обезоруживающее, поэтому я подумала, что нетрудно будет восстановить отсутствующие фрагменты его истории. Юноша добавил: – Если вам придет в голову другое место, где удобнее было бы писать книгу, скажите мне.

Я могла бы придумать для писательского труда тысячу мест куда лучше этого, в том числе любую комнату в любом уголке земного шара, откуда в течение суток можно было бы добраться до людского жилья, но промолчала.

– И давно вы здесь? – спросила я.

– Скоро будет год. Приехал в июле прошлого года.

– Понятно. Что ж, рада была узнать, что тетушка жива и здорова. Значит, я могу увидеться с ней?

Летман заколебался, словно хотел сказать что-то, но передумал, потом опять странно встряхнул головой и провел ладонью по лбу, как будто пытался избавиться от какого-то физического неудобства. Может быть, у него болела голова. Я заметила, что Хамид с любопытством разглядывает его.

– Послушайте, – сказала я. – Если вы хотите мне что-то сказать, не стесняйтесь. Давайте лучше присядем.

Он поднялся следом за мной на тенистое возвышение дивана. Мы сели. Я сплела пальцы на колене и обернулась, чтобы повнимательнее рассмотреть Летмана. Он, по-видимому, до сих пор чувствовал себя неуютно, хотя и не в физическом смысле. Сидел он без напряжения, спокойно скрестив длинные ноги, руки расслабленно лежали на коленях. Но в складках между нахмуренных бровей сквозило беспокойство.

– Давно ли вы в последний раз получали известия от вашей тетушки? – спросил Летман, помолчав.

– Если вас интересует, получала ли известия я лично, то нет. Никогда. Честно говоря, я за всю жизнь видела ее раза три, в последний раз – когда мне было лет семь. Но моя семья регулярно получает письма от тетушки Гарриет. Последнее письмо пришло в прошлом году… да, незадолго до Рождества. Судя по содержанию письма, тетушка написала его, находясь в добром здравии и ясном рассудке. Однако тетушка никогда не тревожила нас избытком новостей.

У меня создалось впечатление, что Летман прекрасно понимает, о чем я говорю. Но он не улыбнулся, лишь хмуро разглядывал свои сцепленные руки.