За разговором мы поднимались все выше. Наконец я увидела то, что давно искала взглядом, – футах в тридцати впереди под деревом темнело пятнышко тени. Там стояли или лежали с полдюжины коз. Они меланхолично пережевывали траву и взирали на нас с высокомерной скукой в глазах. Среди них восседал в пыли на корточках, скрестив ноги, наш старый знакомый – лохматый фавн. Ухмыляясь, он жевал листик, отдаваясь этому занятию с той же глубокомысленной сосредоточенностью, что и его подопечные козы.

– А вот и ты! – воскликнула я.

– Я всегда здесь, – отозвался фавн с той космической простотой, в которую почему-то охотно веришь.

– Ничего страшного, – успокоила я Хамида, который взглянул на мальчишку немного испуганно. – Это всего лишь пастух.

– Я его никогда не встречал. – Хамид с сомнением оглядел мальчика с головы до ног. – Если он видел вашего кузена, мисс Мэнсел, то всей деревне уже известно, что ваш кузен провел ночь в Дар-Ибрагиме.

– Не думаю. Мне почему-то кажется, что этого мальчика нельзя назвать досужим болтуном. Как бы то ни было, если бы Насирулла что-нибудь знал, то мистер Летман сегодня утром разговаривал бы со мной совсем в другом тоне. – Я окликнула фавна. – Ахмад, ты видел, как сегодня утром из Дар-Ибрагима вышел англичанин?

– Да.

– Во сколько?

– Сразу после рассвета.

– Значит, часа в четыре, – заметил Хамид.

– Выходит, после того как мы расстались, он где-то немного задержался. Почему, интересно? Однако… – Я снова обратилась к мальчику: – Он поднимался в деревню этой дорогой?

– Да. Пошел к белой машине, которая стояла в лощине у дороги.

Я встретилась глазами с Хамидом и рассмеялась. Он недовольно пожал плечами.

– Ты слышал, как он уехал? – спросила я.

Мальчик коротко кивнул и махнул рукой в сторону Бейрута.

На меня нахлынул такой прилив радости, что я сама удивилась.

– Он с тобой говорил?

– Нет. Я был там. – Кивком головы мальчик указал на хаотичное нагромождение скал в четверти мили от нас, куда на первый взгляд было совершенно невозможно взобраться. – Он вышел из калитки позади дворца.

В голосе мальчика не слышалось любопытства, но глаза сосредоточенно ощупывали меня. Я задумчиво взглянула на него.

– Это было очень ранним утром? Когда поблизости никого не было?

Мальчик кивнул.

– И никто больше его не видел?

– Никто, только я.

– Надеюсь, Ахмад, ты уже забыл, что видел англичанина? И что там вообще была машина?

Мальчик сверкнул белоснежными зубами, в которых был зажат зеленый лист.

– Я все забыл.

Я достала из сумочки несколько купюр, но мальчик, по-прежнему не сводя с меня пристального взгляда черных глаз, даже не шелохнулся. Я нерешительно остановилась, мне не хотелось унижать его достоинство. Я положила деньги на крупный валун и прижала камнем, чтобы их не унесло ветром.

– Большое спасибо, – сказала я. – Да пребудет с тобой Аллах.

Не успела я отойти на два шага, как в воздухе взметнулся столб пыли, мелькнули смуглые руки, и банкноты исчезли в кармане грязного кафтана. Похоже, здравый смысл у мальчишки одерживал-таки верх над достоинством.

– А то козы съедят, – осторожно пояснил мальчуган и разразился потоком слов на арабском.

Хамид рассмеялся и, когда мы зашагали дальше вверх по тропинке, перевел мне смысл пламенной речи: «Да пребудет благословение Аллаха на вас, ваших детях, детях ваших детей, детях детей ваших детей и на всем потомстве вашего рода…»