Седьмая чаша - Кристофер Сэнсом (2010)

— Не стану спорить. Чем же вы займетесь теперь, Мэтью?

— Необходимо выяснить, имел ли Тапхольм общих знакомых с Роджером и доктором…

— Чушь, приятель! — прорычал сэр Томас. — Он был коттером, то есть никем, а остальные двое были знатными людьми.

— И Тапхольм, и Роджер в свое время придерживались радикальных реформаторских взглядов и, хотя по-разному, впоследствии отошли от них. Относится ли то же и к доктору Гарнею?

— Да, — ответил архиепископ, — он когда-то был настроен весьма радикально, но не так давно… разочаровался в своих прежних убеждениях.

Кранмер долго молчал, нахмурив лоб, а потом посмотрел на меня.

— Вы полагаете, что убийца намеренно выискивает людей, которые когда-то придерживались радикальных взглядов, но по той или иной причине изменили им?

— Боюсь, что именно так. И есть только одно место, где могут встречаться радикалы, принадлежащие ко всем сословиям. Церковь.

— Трое погибших жили в разных концах города, — задумчиво проговорил Кранмер. — У них не могла быть одна и та же приходская церковь.

— Иногда радикалы ходят не в церкви своих приходов, — заметил Хартфорд. — Они посещают частные молитвенные собрания и группы по изучению Библии. И почему бы им этого не делать, — с внезапно проснувшейся яростью продолжал он, — когда за свои убеждения они подвергаются гонениям и вынуждены чуть ли не уходить в подполье?!

— Вы полагаете, все это делает кто-то из набожных прихожан? — спросил Кранмер, глядя мне в глаза.

— Не обязательно, но тот человек наверняка хорошо знает реформаторов.

Архиепископ Кранмер закрыл лицо ладонями. В кабинете воцарилась мертвая тишина. Хартфорд и Харснет обменялись смущенными взглядами. Я понимал, что архиепископ очутился в очень непростой ситуации. Он, как в тисках, оказался зажат между собственными реформаторскими убеждениями и опасностью, которую представлял радикализм для всего дела реформ. Хартфорд сразу понял это, а вот Харснет пока был поглощен охватившими его эмоциями. Сэру Томасу было вообще на все наплевать.

Наконец Кранмер опустил руки и выпрямился в своем высоком кресле. Его лицо приобрело жесткие очертания. Он устремил взгляд на меня.

— Мэтью, опасность, грозящая мне и всем остальным в этой комнате, растет с каждым часом. Некоторые до сих пор подвергаются допросам, будучи обвиненными в ереси, хотя еретиками не являются. Продолжаются аресты мясников, а теперь очередь дошла до книготорговцев. Граф Сюррей брошен в тюрьму Флит за нарушение Великого поста, и вскоре вы убедитесь в том, что все это лишь прелюдия к широкомасштабной кампании против реформаторов. Они уже подвергаются травле, их плакаты срывают.

— Да, милорд.

Хартфорд согласно кивнул.

— Мы ходим по лезвию бритвы.

— Можете ли вы представить, каким подарком стало бы для Боннера и Гардинера узнать о том, что кто-то в Лондоне убивает радикалов, отказавшихся от прежних убеждений? Это чудовищное богохульство подольет масла в огонь объявленной ими войны.

— На месте убийства Тапхольма я нашел любопытный предмет, — сказал я, достал из кармана оловянный знак и положил его на стол перед Кранмером.

Лорд Хартфорд наклонился, чтобы получше рассмотреть предмет.

— Знак пилигрима, — констатировал он. — Значит, его владелец посещал усыпальницу Эдуарда Исповедника в Вестминстере. Я видел много таких знаков на плащах людей, прежде чем доступ к усыпальницам был закрыт.

— Он не мог принадлежать Тапхольму, если тот исповедовал реформаторские взгляды, — проговорил Харснет.

— И его женщине тоже, — добавил Томас Сеймур. — Никогда не слышал, чтобы саутуоркские шлюхи носили подобные вещи.

Кранмер взял знак и повертел его в толстых пальцах.

— Значит, его обронил убийца. Возможно, знак сорвали с его плаща во время борьбы, когда он пытался связать этого несчастного коттера.