Мужская душа - Бьорн Зюфке (2020)

В любом случае, по крайней мере одно из этих чувств всегда связано с этой травмой или нарушением границ: гнев, горе, страх, стыд, чувство вины. Ощущение потребности в результате травмы проявляется в чувствах. Потребность в действии сигнализирует сознанию: «Я расстроен и зол на уничижительные комментарии моей жены. Я больше не хочу, чтобы со мной так обращались, я хотел бы получить от нее больше уважения и признания». Если у мужчины в этой ситуации нет подходящих альтернативных способов действий, то есть нет эффективных мер для удовлетворения потребностей и способов справиться с возникшими чувствами, возникает беспомощность. Еще хуже, когда нет даже ощущения собственной потребности из-за отсутствия доступа к своему внутреннему миру. В этом случае нет никаких осознанных точек опоры для выбора альтернативного варианта действий. Позитивные действия, помогающие удовлетворить потребность хотя бы частично, были бы просто удачей.

Поэтому насилие – это следствие сочетания личной потребности и беспомощности. Отец, который бьет своего сына, возможно, хочет достигнуть определенной образовательной цели или добиться уважения, но не видит иного способа. Муж, избивающий свою жену, возможно, хочет признания за свою работу или защищается от ее обвинений, но не способен сделать это с помощью слов.

Многие жестокие мужчины описывают свои акты насилия как «спонтанные, неконтролируемые вспышки», как «взрывы». Поэтому они предполагают, что такие сложные внутренние процессы, которые были описаны выше, не могли произойти за короткое время. «Все это случилось очень быстро», – любят говорить эти мужчины и, соответственно, они не способны повлиять на свое поведение, изменить его. Они игнорируют тот факт, что бо́льшая часть описанного психического процесса уже закончилась до того, как относительно незначительное событие наконец привело к насилию с их стороны. Из-за отсутствия доступа к своим собственным импульсам мужчины не знали, что они давно на пределе. И этот взрыв их удивляет ничуть не меньше, чем сердечный приступ какого-нибудь топ-менеджера, проработавшего 20 лет по 70 часов в неделю. В этом отношении агрессивные мужчины, безусловно, небезнадежны. Если удастся выявить внутренние психологические факторы, способствующие насилию, и воздействовать на них психотерапевтически, то в критических ситуациях «взрывов» в конечном итоге удастся избежать. Им просто не хватает «благодатной почвы».

После нескольких встреч Кельман понял важность обсуждений его внутреннего мира: теперь он считает, что благодаря нашим разговорам ему становится «легче». Когда я спрашиваю, что он считает главной причиной этого внутреннего изменения, он долго думает и затем говорит:

– Я думаю, что это в основном потому, что вы хотя и не соглашаетесь со мной, но не упрекаете меня.

Когда я спрашиваю Кельмана, от кого он обычно слышит упреки, он внезапно становится пунцово-красным и пытается сменить тему разговора. Когда я говорю ему об этом, стараясь, чтобы мои слова не звучали как упрек, он весь сжимается, как будто его сопротивление, его оборона только что была физически сломана. Он опускает глаза и говорит:

– От моей жены.

– А за что ваша жена упрекает вас? – спрашиваю я.

Кельман сидит некоторое время, а потом шепчет:

– Потому что иногда я кончаю слишком быстро…

– Вы имеете в виду, что страдаете от преждевременной эякуляции? – спрашиваю я.

Кельман внимательно смотрит на меня: очевидно, что он хочет увидеть мою внутреннюю реакцию на его откровение. А я смотрю на него дружелюбно, и его как будто прорывает, он начинает изливать мне душу. Рассказывает о разочарованных взглядах своей жены, с которых все началось, о том, как они постепенно превратились в упреки, а затем в обвинения в том, что он эгоист, озабоченный только своим собственным удовольствием.

– Как будто мне это все очень приятно, – говорит он с отчаянием в голосе.