Больная любовь - Джесс Хилл (2021)

Марк Мердок, помощник комиссара полиции Нового Южного Уэльса, говорит, что сейчас наблюдается наиболее резкий рост именно такого вида домашнего насилия – связанного с детско-родительскими отношениями. Агрессию проявляют в основном дети от десяти до шестнадцати лет. «Нынешние четырнадцатилетние и шестнадцатилетние мальчишки крупнее, чем их отцы, и уж точно сильнее, чем матери. К сожалению, многие из них росли в неблагополучных семьях. Мамы, как могут, стараются контролировать действия подростков, но те дают отпор, протестуя против контроля. Они крадут деньги, а мать ничего не может поделать, она боится собственных сыновей. Они даже осмеливаются указывать ей, что делать. А если ослушается, угрожают: “Я из тебя всю душу вытрясу”. И действительно, иногда они применяют силу. Родители, особенно женщины, приходят к нам и жалуются, требуя охранный ордер, чтобы защититься от своих отпрысков!»

Эдди Галлахер – детский психолог, с 1990-х специализировавшийся на детско-родительских конфликтах с элементами насилия. В те годы о них еще мало говорили. Эдди довелось поработать с пятью сотнями семей. «Бывает, что жестокие дети вырастают во вполне благополучных домах, – говорит он. – Их братья и сестры ведут себя нормально и любят родителей. Но чаше встречается такая ситуация: сын поднимает руку на мать-одиночку, потому что ранее он уже сталкивался с абьюзом в семье»[107]. Эта модель поведения встречалась в половине исследованных Галлахером семей. 70 % детей, склонных к насилию, – мальчики. Кроме гендерного, никаких других обоснований этому явлению нет: неизвестны иные причины, почему вдруг одни дети начинают копировать повадки жестокого родителя, а другие и не думают следовать его примеру. «Представьте: в семье трое детей… все видели, как отец проявляет агрессию по отношению к матери. Один из детей очень ответственный. Можно даже сказать, что в нем есть нечто вроде родительского инстинкта – он заботится, жалеет и защищает маму, братьев и сестер. А другой вечно тревожен и замкнут, а третий все время злится. Его вспышки гнева похожи на отцовские. Характеры у детей разные, и потому они могут по-разному реагировать на один и тот же опыт». По мнению Галлахера, очень трудно предсказать, будет ли мальчик (а иногда и девочка), выросший среди домашнего насилия, идентифицировать себя с отцом и солидаризироваться с ним. «Трудные подростки, мальчишки, с которыми просто невозможно работать, зачастую оказываются на сто процентов на отцовской стороне, – подчеркивает Эдди. – Они оправдывают его насилие, а иногда даже признаются, что ненавидят мать и хотят жить с отцом без нее. Очень часто они в подростковом возрасте действительно переезжают к отцу. Но есть и противоположная крайность: я вижу много детей, которые говорят, что отец – дерьмо и подонок. Они не хотят иметь с ним ничего общего, и вообще мужчины не должны бить женщин. Но даже такие дети все равно зачастую копируют поведение тирана. При этом, как вы понимаете, с ними все же намного легче взаимодействовать, чем со взрослыми. Подростку, повторяющему поступки того, кого он осуждает, проще оказать психологическую поддержку».