Лица Блю и Марико дружно вытягиваются.

– С некоторыми девушками Король предпочитает не торопиться, – госпожа протягивает Аоки руку. – Пойдем, милая, я помогу тебе подготовиться.

Аоки часто моргает, будто госпожа Эйра на нее накричала. Метнув на меня перепуганный взгляд, она едва слышно шепчет – так, что ее слова слышны только мне:

– Я… я сама этого хотела.

Я не знаю, кого из нас – меня или себя саму – она пытается убедить.

* * *

Ночью я не ложусь и борюсь со сном в ожидании возвращения Аоки. Чтобы скоротать время, я принимаюсь писать очередное письмо домой.

Дорогой папа,

со времени моего первого письма прошел уже месяц, а я еще не получила от тебя ни единой весточки. Надеюсь, вы с Тянь не отвечаете только потому, что наша семья прославилась по всему Сяньцзо, и в лавке нет отбоя от покупателей, так что тебе сейчас не до писем своей дочке (ты ведь еще не забыл, что у тебя есть дочка, верно?). А может, Тянь тебя совсем загоняла с работой (это еще более вероятно!). В любом случае, пожалуйста, напиши мне хоть пару строк. Я по вам обоим очень скучаю.

Жизнь во дворце расписана чуть ли не поминутно. Чтобы просто выйти из спальни, нужно соблюсти множество правил. Вообще тут все происходит по правилам. Тянь бы одобрила, она такое любит. А вот еда тут очень скучная. Я бы всю ее променяла на тарелку свинины в домашнем соусе.

Люблю вас всем сердцем,

Леи.

Кисть порхает над бумагой, я борюсь с желанием писать еще и еще. Но госпожа Эйра ясно дала понять, что я не должна упоминать деталей дворцовой жизни. Да я и сама не хочу, чтобы папа и Тянь знали, как тяжело мне тут приходится. Поэтому я откладываю кисть и жду, пока тушь высохнет, а потом ласково касаюсь письма кончиками пальцев. Я провожу рукой по каждому символу, представляя, что их совсем скоро будут касаться папа и Тянь. Потом подношу письмо к губам, целую, скатываю листок и перевязываю ленточкой. Завтра утром я передам его госпоже Эйре для отправки.

Уже очень поздно. Комнату освещает лишь фонарик в углу. За окном хлещет дождь, длинные струи стекают по стеклу. Я сижу на своем матрасе, подтянув колени к груди, и думаю, что написала уже девятое письмо, но до сих пор не получила ответа.

Умом я понимаю, что не стоит искать дурных предзнаменований на пустом месте. Молчанию моих родных можно найти множество простых бытовых объяснений! Но я все равно не могу не тревожиться. Вдруг мадам Химура узнала о письмах и не дает их отправлять, чтобы наказать меня за позор в Ночь Снятия Покровов? У меня сводит желудок от чувства вины, когда я вспоминаю слова Майны на сегодняшнем занятии. Если бы я действительно старалась на уроках, может, тогда бы…

И тут я слышу снаружи легкие шаги.

Позабыв тревоги, я вскакиваю, откидывая волосы с лица, и спешу к двери. По коридору движется фигура девушки. Она ступает чуть слышно, почти беззвучно.

Аоки вернулась!

Я завязываю пояс халата и отодвигаю дверь. В коридоре холодно, воздух влажен от дождя, пол холодит босые ноги.

– Аоки! – тихо окликаю я, но девушка не останавливается.

Я спешу за ней. Она сворачивает за угол и выходит, закрыв за собой дверь, наружу – в большой сад, расположенный за Бумажным Домом. Я бегу за ней, но у двери останавливаюсь. Бумажным Девушкам не разрешается выходить по ночам, да и вообще выходить из дома без сопровождения. К тому же, если бы Аоки хотела, чтобы я за ней пошла, она бы оставила дверь открытой.

Но любопытство берет верх, и я раздвигаю дверь. Сразу за домом – аккуратно подстриженная лужайка и сад камней, а дальше – густой сосновый лес. Крыши пагод ярко блестят под луной. Я замечаю удаляющуюся фигурку за миг до того, как она исчезает под темной лесной сенью.

И это не Аоки.

Это Майна!

После дождя вышла луна, и в ее свете Майну нельзя перепутать ни с кем на свете. Высокая, широкоплечая, со спадающей на спину волной волос, с грациозной кошачьей походкой…