Узел - Оксана Сергеева (2020)

Самое дерьмовое, что каждые пятнадцать минут мне звонит ее мать: вот кто по-настоящему беспокоится.

Ситуация начинает изрядно меня подбешивать, и я поднимаюсь со стула, оставляя кофе нетронутым.

— Пока, Алексеич, — заглядываю к мужу матери, который в компании с пледом и телевизором борется с сезонной простудой.

— Пока, сынок, потом как-нибудь поговорим, а то свалился я.

Сашенька у меня смелая, но ее смелость простирается до определенных границ: веселится девочка там, где я могу легко ее найти, поэтому искать долго не приходится. Даже не знаю, нравится мне это или нет. Играла бы тогда уж по-крупному, а не разводила по мелочам.

— Лёнь, я свою заберу, — бросаю у входа знакомому охраннику.

— Ага, давай, — без вопросов пропускает меня.

Нахожу свою мадам у барной стойки, рычу в ухо «домой» и тащу ее к выходу. Она и не сопротивляется, это же то, чего ей хотелось.

— Неужели Леднёв, наконец, ревнует? — довольно улыбается, цепляясь за мою руку.

— Что? Ревную? — не верю своим ушам. Заталкиваю ее в машину и из множества веселых вопросов, теснившихся в моем сознании, выбираю самый серьезный: — У тебя с головой все нормально?

— Забеспокоился же, что я где-то без тебя затусила, примчался.

Бабская логика все-таки штука непостижимая. Даже моя мать думает, что я ревную. Но это не ревность, это другое.

Вздохнув, с трудом нахожу цензурные слова.

— Ты знаешь, с кем сегодня была?

— С кем? — хмурится она.

— Это я тебя спрашиваю — с кем? Ты их знаешь?

— Знакомые моей подружки. Она их знает.

— Знакомые? Если отбросить мои возможности, где бы я тебя потом искал? В ближайшем от клуба мусорном контейнере? Или в лесу за городом?

— Ой, Леднёв, оставь свои замашки! — нетрезво смеется.

В молчании мы доезжаем до дома.

Дома Сашенька раздевается до белья и в томной позе заваливается на диван. Она ждет эффектных разборок с не менее эффектным окончанием.

Дорогая, всегда пожалуйста…

— Сначала вы выпьете в клубе. Потом, когда всем станет весело, вы переберетесь на какую-нибудь квартиру. И даже если ты не собиралась, тебя уговорят, поверь. Это легко. А потом на этой квартире тебя пустят по кругу. Утром выпрут в подъезд. Хорошо, если одетую. Ты вернешься домой, но маме ничего не скажешь. Просто будешь ночами плакать в подушку. А потом от безнадеги начнешь медленно и верно просирать свою жизнь.

— Можно подумать, у нас всех подряд всегда убивают или насилуют!

— Нет, не всех и не всегда. Когда я работал следователем по особо важным, знаешь, какое было одно из первых моих дел?

— Какое? — замирает она с интересом.

Это единичный случай, когда я рассказываю о работе. О работе я никогда с ней не говорил, отмахивался, что бумажной волокиты там гораздо больше, чем следственной романтики, и на самом деле все совсем не так, как показывают в кино.

— Девушку нашли с многочисленными телесными повреждениями. Начиная с ножевых порезов и заканчивая ожогами от сигарет. Нет, ее не изнасиловали… традиционным, в твоем понимании, способом… но во влагалище у нее был ёршик… рыбка такая… шипастая… Чтобы эту рыбку из нее достать, врачи ее вдоль и поперек разрезали. А потом ее мама сидела у меня в кабинете и плакала…

Саша усаживается на диван, поджав под себя ноги. Взгляд уходит в никуда, румяное лицо бледнеет. Даже щеки, кажется, западают от услышанного.

— Сколько раз твоя мама тебе сегодня звонила? Она даже мне звонила. Скажи, что с тобой все в порядке. А потом договорим. — Даю свой мобильный. — С моего. Чтобы она точно знала, что ты со мной и не врешь.

Саша звонит матери и сообщает, что находится дома и с ней все хорошо.

— Ты добилась, чего хотела. Хотела вывести меня из себя? Я вне себя. Я в таком бешенстве, что самое меньшее, на что способен, это засунуть тебя в ледяной душ, чтобы ты протрезвела, — цежу сквозь зубы. — И что ты теперь будешь со всем этим делать? Ну?