Малуша. Пламя северных вод - Елизавета Дворецкая (2020)

Мальфрид слушала эти восхваления, изумляясь все больше. Что это – новая песнь, сложенная для нее? Или старинная, о том, что уже бывало раньше? О тех девах, что становились женами господина вод в облике змея?

А возьму я тебя за белы рученьки,

Отведу в палаты мои подводные,

А в палатах у меня дива дивные:

На небе солнце – и в палатах солнце,

На небе месяц – и в палатах месяц,

На небе звезды – и в палатах звезды».

Отвечала ему красна девушка, Малфрида Буеслаевна,

Говорила такое слово ласковое:

«Ой же ты Волх-молодец, лютый змей!

Не бери ты меня за руки белые,

Не веди в палаты свои подводные,

Дай погулять мне на белом светушке,

А за это твое позволеньице

А я рожу тебе доброго витязя,

Тебе на честь, людям на славу!»

Обвивается как черный лютый змей,

Вокруг тела ее белого,

Бьет хоботом по белому стегну.

В та поры молодая понос понесла,

Понос понесла да дитя родила.

Как взошел на небе светел месяц,

Так родился на Ильмене светел витязь,

Могучий Соловей Змеевич!

У него руки-то по локоть в золоте,

У него ноги-то по колена в серебре,

Во лбу солнце, в затылке месяц…

Звуки струн усилились и звучали подобно золотому грому; голос певца приобрел торжествующую мощь, и казалось, земля и небо содрогаются, когда появляется на свет могучий сын божества. Рыбы уходят в глубину, птицы стремятся за небокрай, звери рыскучие разбегаются по лесам от его первого крика…

Вся земля сыра всколебалася,

Сине море всколыхалося,

А и родился могучий витязь Соловей Змеевич,

Своей матушке на похвальбу,

Себе на славу, роду-племени на радость!

Голос певца стих, но наигрыш еще струился, давая слушателям время опомниться и указывая им путь из чудесной страны назад в белый свет. По золотым нитям звенящих струн с неохотой дух возвращался с того зеленого луга близ синего Ильмень-озера, где звезды, солнце и месяц гуляют хороводом, отдавая свой свет чудесной деве, где алые ягоды и белые жемчуга напрасно соперничают с прелестью ее уст. Где растворяются врата подводного царства и появляется грозный молодец-змей, будто туча грозовая, во всей ужасной сумрачной своей мощи. Этот звон отдавался в самой глубине сердца, заставляя отвечать его глубинные струны. Постепенно зов слабел, уходил вдаль, и обычный зримый мир вновь проступал под тускнеющим сиянием…

Но вот все стихло, но в гриднице еще какое-то время стояла тишина. Каждый вслушивался в последние отзвуки сердечных своих струн и не желал потревожить их даже вздохом.

Мальфрид сидела, опустив глаза и глубоко дыша. Ее окатывал жар и озноб, почти как в ту ночь, когда она шаг за шагом входила в Волхов, повинуясь неодолимому влечению, неслышному, но властному призыву господина вод. С ней ли это было? Или с той, другой девой, Малфридой Буеслаевной, на том зеленом лугу, где ходят солнце и месяц? Дедич пел о ней – и о другой, о деве, вечно живущей в священных преданиях и находящей все новые и новые воплощения в земных девах новых поколений. Он сотворил для нее еще одно чудо: будто взял за руку и перевел из земного мира в Занебесье. Дал ей и ее будущему чаду место в золотом тереме солнца и защиту самих богов, какую не дадут никакие самые сильные наузы.

* * *

Сигват на осенний пир в Хольмгард так и не явился, хоть веселье продолжалось до утра. Сванхейд и Мальфрид вскоре после полуночи удалились в спальный чулан, оставив гостей на Бера и Вестима. Мальфрид постелили на том самом ларе с плоской крышкой, где хранилось золото Хольмгарда; она думала, что ей будут сниться особенные сны, но напрасно. Спала она некрепко: от пиршественной палаты ее отделяла лишь стена из тонких бревен, и в сон ее все время врывались крики и гул голосов.