Малуша. Пламя северных вод - Елизавета Дворецкая (2020)

– Дроттнинг, да неужели ты допускаешь мысль, что не об этом я думал все эти… – Бер возвел глаза к серому небу, подсчитывая, – пять дней и пять ночей, что они здесь были? У Сигвата на Луге родня и друзья в трех-четырех волостях. Я надеюсь, теперь их станет поменьше. Но и нам такие друзья не помешают.

После отъезда гостей Хольмгард показался опустевшим. Теперь хозяевам и челяди надолго хватит дела наводить порядок, прибираться, считать припасы на предстоящую зиму.

И словно желая подвести черту, под вечер пошел снег. Дал знать, что пора забиваться по избам, а девкам и бабам приниматься за пряжу.

После того снег валил каждый день. Вскоре справили Сварожинки. Девушки собирали кур и прочие припасы, сообща готовили ужин, приносили жертвы Сварогу и Макоши, начинали пряжу, а потом звали парней на угощенье. По обычаю, первые супредки происходили в доме у невесты Волха, и девушки из Словенска явились к Мальфрид. Уже не было среди них тех, с кем она пряла прошлой зимой, а весной вила венки и стояла в кругу: и Чаронега, и Весень, и прочие старшие девы за осень вышли замуж и теперь сидели в беседе с бабами. Их места заняли новые – те, что весной впервые надели поневы.

Чуть позже, когда можно было явиться и парням, пришел с Дедич, с гуслями, как обещал. Теперь Мальфрид уже знала, что его присутствие очень ценится словенскими девами. Прошлой зимой она думала, все липнут к нему из любви к игре и песням, но теперь поняла – не только. Уже год все в округе знали, что этой зимой он будет выбирать себе новую жену взамен покойной. Только Мальфрид, ничего о здешних делах не знавшая, не различила этих надежд на лицах своих новых подруг. Хоть Дедич и был вдвое старше всех невест и к тому же вдовец, знатный род, близость к богам, искусство певца делали его завидным женихом.

Но теперь все понимали: с этими надеждами покончено. Дедич сидел напротив Мальфрид, на самом светлом месте, и видел только ее. Он не мог свататься к невесте Волха и понимал это лучше всех. Даже говорить об этом было бы дерзостью перед господином вод. Но каждый звук его золотых струн раздавался для нее; сидя друг против друга, они уже казались связанными, как два берега одной реки.

В эту пору гости из Словенска приходили в Хольмгард по мосту у Новых Дворов: Волхов встал, плавать по нему было уже нельзя, но ходить по льду еще опасались. Весь он был покрыт мутным, серым льдом в разводах и наплывах, в которых еще угадывались волны застывшего течения. Большие белые пятна снега чередовались с желтовато-бурым, и как никогда он напоминал исполинского змея, уже задремавшего перед долгим зимним сном.

Каждый из пасмурных дней тянулся долго, но однообразная вереница их промелькнула стрелой. Незаметно приблизилась самая длинная ночь года. В Перыни на Волховой могиле двенадцать дней жгли костер, в обчинах пировали. Хозяев Хольмгарда там не было – они давали пир у себя, и окрестные старейшины навещали их в следующее дни. Ни Сигват, ни кто-то из его родичей на йольский пир не явился. Правда, их и не звали. Сванхейд не без тревоги ожидала окончания праздников: после йоля каждый вождь отправлялся собирать свою дань. Вестим с дружиной шел на юго-восток, на Мсту и вокруг Ильмень-озера, а Сигват – на северо-запад, на Лугу.

– Боюсь, как бы весной тебе не пришлось схватиться с ним за то, чтобы получить княжескую долю, – сказала Сванхейд Вестиму, когда он пришел попрощаться с ней перед отъездом. – Раз он не явился ко мне даже на йоль, значит, считает все наши связи разорванными. Дивно было бы, если бы он порвал со мной, но сохранил верность Святославу.