Малуша. Пламя северных вод - Елизавета Дворецкая (2020)

Заканчивался месяц сечень. Мальфрид носила уже семь месяцев. Живот сильно вырос, ноги отекали, и с павечерницами она покончила – было уже не до пряжи, опухшие пальцы плохо слушались. Даже золотое кольцо Волха ей пришлось стянуть и носить на том же ремешке, на каком висела громовая стрелка. Однако она испытывала почти блаженство, сравнивая нынешнее время с той порой, когда она донашивала Колоска. Теперь-то ее тайный первенец уже сам бегал, а в то лето, в глуши лесной, ей приходилось туго. Теперь же служанки обували и разували ее, не приходилось даже самой наклоняться. Ребенок уже не толкался, а только ворочался. Если бы не тревоги, Мальфрид была бы совершенно счастлива.

Когда вести наконец пришли, она их проспала. Она прилегла среди дня, как обычно делала, и задремала. Потом дверь открылась, послышался шепот, потом звонкий детский голос. Мальфрид открыла глаза: голос был новый, не принадлежащий кому-то из малолетних домочадцев госпожи. У двери стояла Кюлли, служанка-чудинка, а возле нее два мальчика лет девяти-десяти; склонившись к ним, она, похоже, уговаривала их не шуметь. Волосы у обоих были рыжими, щеки красными, на носах веснушки. Они напоминали два молоденьких гриба-подосиновика. Мальфрид сразу их узнала: это были два старших сына Соколины, двоюродные братья Бера.

– Влад! Свеня! – окликнула она мальчиков.

К ней обернулись два очень похожих лица, но ни на одном не мелькнула улыбка.

– Разбудили тебя? Прости! – Кюлли поклонилась. – Не знала я, что ты легла, а то бы к отрокам отвела их. Пойдемте, отрочати!

– Постойте! – Мальфрид приподнялась. – Что они здесь? Соколина приехала?

Наведываясь в Хольмгард, Вестим или Соколина часто брали с собой Владивоя и Свена, сыновей Соколины от ее первого мужа, Хакона, чтобы повидались со Сванхейд, своей бабушкой.

– Приехала. Неладно у них, – Кюлли покачала головой. – Беда, слышно.

– Какая беда? – Мальфрид спустила ноги с лежанки.

– Да говорят, посадника убили, – Кюлли понизила голос, хотя мальчики, стоявшие возле нее, уж верно слышали ее лучше, чем Мальфрид.

– Давай обуваться, – велела Мальфрид.

Она не могла сразу поверить такому известию, но и оставаться на месте было невозможно. Кюлли обула ее, закутала в кожух и платок, под руку отвела до гридницы, чтобы не поскользнулась на мостках: Сванхейд распорядилась, чтобы правнучка в эту пору не выходила одна даже во двор.

В гриднице было людно: сюда набились чуть ли не все домочадцы Сванхейд, знатные люди Хольмгарда, так что Кюлли пришлось расчищать для Мальфрид дорогу к лавке, чтобы усадить. Но их никто не заметил, все слушали Соколину.

– А тут им в спину те варяги с чудью и ударили, – рассказывала она, стоя перед сидением Сванхейд. – Никто же не знал про них, думали, у него все люди с собой, те, что есть. Он велел развернуться, стену щитов поставили, он сам был за стеной… И только выстроились, как оттуда, спереди, две сулицы сразу, навесом через строй… две… одна в шею сбоку, другая в горло спереди…

Соколина замолчала. Голос ее звучал почти ровно, но отстраненно, будто она рассказывает о том, что ей совершенно безразлично.

Повисла тишина. Все, от Сванхейд до холопов, смотрели на боярыню и ждали. Она выглядела как всегда – переодеться по-вдовьи или хотя бы выворотить платье наизнанку в знак скорби ей просто в голову не пришло.

– Семеро всего воротилось, – добавила Соколина. – Кто побит, кто в полоне. Только эти ушли.

«Тело не привезли», – поняла Мальфрид, но промолчала.

– Что ты думаешь делать? – спросила Сванхейд.

Она сидела, вцепившись в подлокотники сиденья, и в глазах ее был затаенный ужас, как если бы она получила весть о гибели кого-то из своих. Наверное, вид окоченевшей Соколины напомнил Сванхейд о том дне, когда она узнала о смерти Хакона – своего младшего сына. И хотя тому минуло уже около шести лет, скорбь о погибших сыновьях не ушла из сердца.