– Двое Икмошиных парней, Грим и Девята.

Лют помолчал.

– Тело у вас?

– Да. Лежит в бане. Изрублен весь, смотреть жутко.

– Так… – Лют запустил пальцы себе в волосы. – Сейчас… Вот что, – он взглянул на Мальфрид. – Где ваша баня?

– Вот по этой тропе, за протокой и налево.

– А, помню. Вот что: я сейчас пойду окунусь и приду, – он взглянул на протоку, потом обернулся к оружникам: – Всем вставать и одеваться. Альва ко мне.

Лют пошел к протоке, а Мальфрид отправилась назад. У нее за спиной заревел дружинный рог…

Не обманув, Лют явился довольно скоро – с мокрыми, но расчесанными волосами, одетый, при мече. С ним был Альв, рослый мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, светловолосый, с крупными чертами лица – его сотский, бывший телохранитель Мистины. Когда-то он был сотским в собственной дружине Мистины, но воевода уже давно уступил его брату, зная, что в походах Люту пригодится умный советчик. С ними пришли три телохранителя – помятых, взъерошенных, неумытых, но при мечах. Четвертый догонял их бегом, на ходу оправляя пояс и перевязь. Лют не сказать чтобы цвел как зоря, но уже был собран и деловит.

Откинув плащ, некоторое время он молча осматривал тело Улеба, у которого на глазах уже лежали два тяжелых серебряных скота. Потом повернулся к Беру:

– Кто закрыл им глаза?

– Сванхейд.

– Она передаст мне право…

– Я надеюсь, она передаст его кому-то из нас. Не сама же…

У бани уже собралось полтора десятка словен – посланцы старейшин, а иной раз и они сами.

– Идемте, добрые люди! – сказал им Лют. – Сдается мне, что этим убийством брошен вызов всем вам, и надо решить, как на него отвечать.

Словене без лишних слов пошли за ним, и Мальфрид еще раз отметила, как верно поступила, позвав Люта. У Свенельдича-младшего было все, чего не хватало им с Бером и Сванхейд: большая надежная дружина и опыт в делах такого рода. Обладая, как и брат его, довольно прочным сердцем, он не был склонен проливать слезы по родичу. Они с Улебом были почти ровесниками: Лют был старше племянника всего на четыре года. Не считая раннего детства, они прожили в Киеве вместе лишь восемь лет, между Древлянской войной и изгнанием Улеба, но и тогда, по разности своего нрава, близко не сходились. Однако свой долг перед родом Лют знал очень хорошо – тем более хорошо, что, будучи сыном челядинки, с юных лет привык доказывать, что кровь конунгов в нем сильнее крови рабов.

К полудню вокруг него в гриднице Сванхейд уже сидело с полсотни человек – его десятские, старейшины родов, уважаемые люди Хольмгарда. Лют ничуть не удивился случившемуся и быстро раздал распоряжения: расставил дозоры, созвал знатных словен на совет. Его люди уже осмотрели место, которое им показал Острога – следы на земле, пятна крови. Установили, что у нападавших тоже есть не менее одного убитого, а то и двое: большие пятна крови от смертельных ран находилось поодаль от тех мест, где нашли трупы своих. Отыскали бобыля Хмуру и попытались расспросить, но тот не мог выдавить из себя ничего, кроме «землей-матерью клянусь», имея в виду, что ничего не знает. Если что-то и видел, то ополоумел от страха и уж точно не сумеет рассказать, кто на кого и почему напал.

Было решено, что женщины и прочие неспособные сражаться из ближних селений уходят к Перыни, под покровительство богов, а мужчины соберутся с оружием здесь, близ Хольмгарда и Лютова стана, чтобы между словенским ополчением и Новыми Дворами оказалась река. На причале и речной веже стояли дозоры. Все были уверены, что Святослав, обезглавив своих противников, готовит нападение.