Малуша. Пламя северных вод - Елизавета Дворецкая (2020)

А главное, о чем она подумала, глядя в лицо Малуши, еще носившее следы лесных испытаний: она ведь вызвала к себе эту девушку, свою правнучку, потому что хотела ей помочь. И та в самом деле очень нуждается в помощи.

– Как его имя? – лишь спросила Сванхейд, знаком приказав передать ей младенца.

Видя, как уверенно прабабка держит ее чадо, Мальфрид вспомнила: у Сванхейд было одиннадцать своих детей, да и часть внуков родились в ее доме. И сразу успокоилась – для Сванхейд был ценен всякий отпрыск рода, а тем более первенец в поколении праправнуков. У старой госпожи было уже заготовлено все, что потребуется для ее погребения, в том числе узорный короб от повозки, и сделаны все распоряжения; стоя в преддверии Закрадья, иначе страны Хель, она обрадовалась возможности увидеть еще одно, уже столь отдаленное колено своих потомков.

– Я зову его Колоском. Когда я рожала, были дожинки, Бура-баба принесла мне колоскок из того пучка, что зовется «спор». В нем заключена вся сила нив плесковских, все богатство плодов земных. Я ему науз сделала, чтобы всегда свой спор носил и удачи не растерял.

– Это не настоящее имя, – промолвила Сванхейд и усмехнулась: – В нашем роду никого еще не звали… Колоском!

Мальфрид промолчала, поняв намек. Для детеныша Князя-Медведя этого имени хватило бы. А чтобы получить другое, которое носил кто-то из предков, ребенок должен быть признан сыном иного, человеческого рода. Обычно это происходит, когда его берет на руки отец…

Сванхейд знала это еще лучше самой Мальфрид. Больше она ни о чем не спросила, еще не решив, как оценить это, наполовину свое, а наполовину «темное» дитя.

* * *

Лодки шли к Ильменю. Исток Волхова так широк, что заметной границы между озером и рекой нет; берега, и без того далекие, постепенно расходятся еще дальше, и не поймешь, с какого мгновения находишься уже в озере. Границу отмечала сама Перынь – с воды был виден зеленый бор, окружавший «Волхову могилу». Весной Мальфрид бывала с девушками в роще между Словенском и Перынью, но в само святилище пока не заглядывала. Сейчас каждый взмах весел усиливал ее волнение: она приближалась к самому сердцу словенского племени, к священному источнику его жизненной силы. Здесь умер Волх, и с этого места кровь из его груди потекла, обращаясь в могучую реку.

На низких берегах издалека был виден холм, поросший сосновым бором. Там, за бором, и крылось святилище. Мальфрид со спутниками приближалась к нему с воды и с востока, как солнце, и еще издали казалось, будто некая сила, живущая на плоском песчаном холме под соснами, уже ее приметила и не сводит невидимых глаз. Мурашки побежали по спине. Мальфрид отвернулась, бросила невольный взгляд на воды реки… Да ведь это божество – здесь! Она уже у него в руках. Перынь и все, что в ней есть, – лишь средоточие, знак. А само божество, его тело и дух – здесь, в этой широкой реке, покрытой бликами, будто исполинский змей – чешуйками.

Порыв ветра скользнул над рекой, Мальфрид охватило запахом влаги, и она содрогнулась. Сам Волх посылал ей привет, манил в широкие объятия.

Невольно она прикрыла глаза, будто прячась. А когда открыла, то наткнулась на пристальный взгляд Дедича. И отвернулась: жрец как будто услышал ее мысли. Они словно провели краткий разговор втроем, не слышный никому другому – девушка, Дедич и Волхов. От этого тайного согласия с божеством реки и его служителем у Мальфрид осталось ощущение тайны, грозной и манящей. Под густыми черными бровями голубые глаза Дедича казались еще светлее и ярче; в них жила та же сила, что в этой глубокой воде. Они были едины, божество и его служитель, грань миров не мешала им постоянно ощущать свою связь.