Сестра! Сестра? - Сью Фортин (2019)

Я наливаю себе воды и, чтобы успокоиться, пью ее маленькими глотками. Что сейчас произошло?.. Я не знаю, но чувствую – это был переломный момент. Мы с Элис обе показали наши истинные лица.

Меня почему-то тянет в студию Люка. Сама я в нее обычно не хожу. Зачем? Это рабочее пространство мужа. Конечно, я наведываюсь туда к нему, но сама – нет, не хожу. Я медлю, ладонь лежит на ручке, но что-то меня подстегивает, я легко открываю дверь, делаю шаг и неслышно закрываю ее за собой. Неспешно брожу по комнате, разглядываю краски и холсты, виденные уже не раз. На сушилке стоит банка с кистями. Пахнет уайт-спиритом; а вот и причина: открытая бутылка, рядом с кистями. Красная крышка лежит тут же, я машинально ее закручиваю, возвращаю бутылку на место. В корзине возле раковины промасленные тряпки. Они похожи на калейдоскоп: разные цвета переходят один в другой, образуя причудливые психоделические узоры.

Я брожу и ощущаю себя незваным гостем.

В центре комнаты – лондонский заказ, над которым сейчас трудится Люк. На мой дилетантский взгляд, картина завершена, она украсит собой любую стену. Но я знаю, что, по мнению Люка, тут еще много работы. Суть кроется в деталях, часто говорит он.

Мое внимание притягивает холст в глубине студии. Он установлен на мольберт и накрыт белой тканью. Я интуитивно знаю, что на холсте, ноги сами несут меня туда, и я поднимаю простыню. Вот она. Элис. Моя сестра. Уже знакомое чувство ревности больно бьет в живот. Рука тянется к тумбе, пальцы смыкаются вокруг чего-то металлического. Я подношу предмет к глазам, рассматриваю. Серебряная ручка с выгравированными поперечными штрихами аккуратно лежит в ладони. Из ручки торчит кончик треугольного лезвия – примерно дюйм. Люк никогда не выдвигает лезвие полностью, это опасно. Я вновь смотрю на картину.

– Сука, – шепотом выдыхаю я, когда ревность с разбега бьет меня ногами в живот.

Вернувшись в кровать, я прижимаюсь сзади к Люку, обвиваю его рукой. Он сонно шевелится, что-то мычит, потом переворачивается ко мне лицом. Ладонь Люка скользит по моей талии и накрывает грудь.

– Люблю тебя, малыш, – невнятно бормочет он сквозь сон.

Потом громко вздыхает, скользит рукой к моему бедру, притягивает к себе. Сейчас мы займемся любовью… Но нет, дыхание Люка становится глубже, он ускользает назад, в сон. Я немного разочарована. Впрочем, время позднее, а завтра на работу, пора бы и мне поспать.

Я открываю глаза раньше звонка будильника и сразу включаюсь в привычные утренние хлопоты. Сегодня девочки идут в школу и садик в обычном режиме. Я несу Хлою вниз, по дороге заглядываю к Ханне и бужу ее, а сама обдумываю вчерашнюю встречу с Элис. Неизвестно, как все пойдет дальше, но я испытываю легкое сожаление – не такими я представляла наши отношения. Я напоминаю себе о том, что сестра пережила непростые времена: ее отец умер, потом она нашла нас с мамой, приехала сюда, в новую семью. Элис, должно быть, трудно. Не стоит обращать внимание на ее вчерашний выпад. Лучше я буду поуживчивее, перестану нянчить свою, с позволения сказать, паранойю и выискивать в каждом поступке сестры неблаговидный мотив.

Мыслями об Элис я словно наколдовала ее. Вот она, в кухне, накрывает стол к завтраку и бормочет песенку диснеевской Белоснежки «Трудись и напевай». Я усаживаю Хлою за стол, Элис оборачивается и с улыбкой произносит:

– Доброе утро, Клэр. Доброе утро, Хлоя. Я заварила чай. Тосты?

Столь жизнерадостное приветствие застает меня врасплох. Будто вчера ничего и не было. Я испытываю немалое облегчение. Видимо, я раздула из мухи слона.

– Элис, насчет вчерашнего… – начинаю я.

– Вчерашнего? – Вид у нее растерянный.

– На лестнице, – подсказываю я.

Элис по-прежнему недоумевает:

– На лестнице?

– Да. Помнишь, я вышла из спальни, а ты стояла у перил?