Невинные - Джим Чайковски, Ребекка Кантрелл (2015)

София и Христиан, сгибающиеся под тяжестью ларца и священных серебряных цепей, начали спускаться прямо вниз, остановившись в тени деревьев у северной оконечности озера.

Двое оставшихся членов отряда следовали за Руном по пятам. Присутствие одного из них не удивило сангвиниста. Львенок топал по снегу позади него, тихо рыча и пригибая голову — он чувствовал зло, исходящее от озера. Эта долина явно так же ранила чувства юного льва, как и чувства Корцы.

А вот то, что с ним отправилась другая спутница, стало для Руна неожиданностью. Элизабет шла рядом с ним широкими шагами, выпрямив спину и неотрывно глядя на озеро. И судя по всему, она испытывала совсем не те чувства, которые одолевали самого Руна и льва. Лицо графини выражало сдерживаемое стремление, как будто она желала выбежать на озеро и прокатиться по его замерзшей черной поверхности.

«Почему ее, судя по всему, не пугает таящееся там зло?»

Элизабет заметила его внимание и прочла на его лице вопрос, но неверно поняла его.

— Я не намерена дать тебе уйти одному, кто-то должен прикрывать тебе спину. Особенно сейчас, когда у тебя нет руки.

Корца ответил ей благодарной улыбкой. Графиня нахмурилась.

— Смотри под ноги, Рун, а то укатишься вместе с камнем.

Он повернул голову. Монах вел их по узкой тропке к высокому путевому знаку, торчащему у берега. Это был постамент из серого гранита, покрытый льдом, высотой по грудь Руну.

Монах почтительным жестом смахнул снег с верхней грани столпа, обнажив вырезанную из камня чашу, точно такую же, как те, что были изображены на мозаике в Венеции. Как и у строений, и статуй в буддийском храме, основание этой каменной чаши без малейшего зазора переходило в верхнюю грань столпа, делая их единым целым.

Корца подумал, что если убрать снег от подножия вехи, то она, в свою очередь, тоже окажется частью горы.

Монах шагнул к Руну, взял у него шкатулку и повернул так, чтобы замок ее был обращен к сангвинисту.

— Камень Неба ждет тебя, — произнес монах, слегка поклонившись. — Ты должен поместить священный самоцвет на предназначенное ему место. В тот же миг, когда это сделают остальные.

Монах кивнул в сторону чаши.

Рун понял.

«Я должен положить Аква в это вместилище».

Протянув руку к шкатулке, он поддел замочек большим пальцем и откинул крышку. Корца почти ожидал увидеть, что в ларце пусто, что в последний миг эти монахи решили предать их. Но внутри на белом шелке лежал великолепный самоцвет. Он сиял синевой, точно ясное небо, — как будто самый идеальный день за все время существования мира был заключен в этом камне, дабы его можно было сохранить навеки.

Вздох благоговения сорвался с уст Руна.

Львенок подошел вплотную, оперся лапами на колено Корцы и задрал морду, так, чтобы тоже видеть камень. Элизабет просто скрестила руки на груди.

Рун аккуратно оттолкнул льва и коснулся пальцами самоцвета, с небывалой горечью ощущая свою недостойность.

«Как может подобная красота быть предназначена мне?»

И все же сангвинист не забыл о своем долге. Он взял камень, чувствуя, как святость самоцвета согревает его ладонь, запястье и распространяется вверх по руке. Когда это тепло достигло груди Руна, он почти ожидал, что его сердце забьется вновь. Но когда этого не произошло, он повернулся лицом к столпу и высеченной на его вершине чаше.

Через озеро Корца видел, что другие уже заняли свои места. Цао склонился к уху Эрин и что-то шептал ей — вероятно, те же указания, которые его собрат передал Руну.

Грейнджер смотрела на Корцу, и хотя она находилась в пятидесяти ярдах от него, он видел страх в чертах ее лица. Он понимал, о чем она тревожится, и тоже повернулся к источнику этой тревоги. Трио должно действовать одновременно, но оставалась последняя задача.

Рун взглянул на Джордана.

Сможет ли кровь этого человека очистить и воссоединить разбитый самоцвет?

11 часов 52 минуты