Исчезновения - Эмили Мерфи (2019)

Я устраиваю Беас экскурсию по дому, а потом мы располагаемся на полу в моей комнате. Она отдает мне «Подлесок».

– Она оказалась интересной.

– Возьми другую, – говорю, показывая на свою жалкую полку. Она изучает мои потрепанные книги, и, когда выбирает Йетса, я достаю маминого Шекспира.

Временами мы слышим, как дверь библиотеки открывается, когда Женевьева приносит чай.

– Я уже вычеркнул двенадцать, – говорит доктор Клиффтон. – И обеспечу доставку остальных нужных нам материалов.

Джордж начинает читать список, когда мои глаза останавливаются на «Короле Генрихе VIII».

– Пусть музыка умолкнет[5].

Я наклоняюсь вперед и перечитываю слова, снимая колпачок с ручки. Обвожу слова, словно надеваю на них корону.

Потом разворачиваю составленный мной список и добавляю последнюю находку. Она присоединяется к моей предыдущей заметке из «Бури», той, в которой говорится, что все в этом мире растворяется, исчезает, не оставляя после себя ничего.

– Что ты делаешь? – спрашивает Беас, заглядывая через мое плечо.

Здесь много обведенных абзацев. Все, что нашла мама и что обнаружила после нее я. Мой список теперь растягивается на две страницы. Все вместе разложено, и картина начинает вырисовываться.

– Доктор Клиффтон сказал, что для большинства вариантов ответы находятся в литературе, – говорю уклончиво. – Многие были найдены у Шекспира.

Пролистываю еще несколько страниц, скользя глазами по словам так быстро, как только возможно. Беас возвращается к домашнему заданию.

– Мне нравится Бард, но иногда елизаветинский английский похож на попытки пробежать через грязь.

– Потом становится легче, – говорю рассеянно, дойдя до «Много шума из ничего».

Мой взгляд скользит по словам, пока не дохожу до места, обведенного мамой.

Странная дрожь пробегает по телу.

Она отметила:

Беатриче:

У меня нос заложен, душа моя, ничего не чувствую; так тяжело!

Маргарита:

Девушка – и тяжела. Сильно, должно быть, простудилась.

Беатриче:

Ах, Боже мой, давно ли ты пустилась в такие тонкости?

Маргарита:

С тех пор, как вы их оставили. А что, разве остроты мне не идут?

Беатриче:

Не знаю, что-то незаметны; ты бы приколола их к шляпе. Право, я нездорова.

Маргарита:

Приложите к сердцу припарку из Carduus benedictus – превосходное средство от стеснения в груди[6].

Carduus benedictus.

Benedictus я узнаю. «Благословенный» на латыни, мертвом языке, которому меня учила мама. Почему это слово прозвучало смутно знакомо? Мне требуется мгновение, чтобы вспомнить.

Сердце учащенно бьется, словно приближаюсь к границе чего-то, что я упустила.

Потом резко закрываю книгу мамы и хватаю свой список.

– Беас, – говорю я, – у меня есть идея.

***

Стучу в дверь библиотеки, мое возбуждение все возрастает.

– Входите, – говорит доктор Клиффтон.

Мы с Беас входим в комнату, озаренную светом лампы и заходящего солнца. Джордж и доктор Клиффтон склонились над грудой книг, открытых и сложенных друг на друга. Они смотрят на меня с вежливым ожиданием.

– Я читала кое-что из маминого, – начинаю. – Том Шекспира. И у меня есть теория насчет Исчезновений.

Доктор Клиффтон выпрямляется:

– Продолжай.

– Я наткнулась на этот абзац, – показываю им обведенные слова: «Пусть музыка умолкнет», переворачиваю страницу. – И здесь, когда Беатриче не чувствует запахов, Маргарет советует испробовать Carduus benedictus. Это мне напомнило о том, когда вы нашли первый вариант.

Достаю энциклопедию о растениях, которую он мне показывал ранее. Перехожу к маленькому колючему пурпурному растению.

Подпись внизу гласит: Carduus benedictus. Благословенный чертополох.