Подонок - Ульяна Соболева (2020)

Ему нравилось видеть, как на ее лице появляется вот это выражение глубокого отчаяния. Его накрывает волной триумфа. Получи сука. Больно? Правда? Ему тоже было больно. С тех пор как впервые ее увидел бесконечно было больно.

Вначале от сознание собственного ничтожества, потому что по ночам пачкает простыни спермой, мечтая о невесте брата, потом больно осознавать, что с ним никогда, блядь, не будет.

И не какое-то там пустое «никогда» а самое настоящее. Которое высекают на надгробных камнях, чтоб тысячелетиями не стиралось. Смертельное никогда.

Больно от того, что, когда Богдану рога ставила…как будто им обоим изменила, обоих вываляла в грязи, обоих уничтожила. Смотрел, как брат после ее предательства разлагается и сам разлагался вместе с ним. Тот от наркоты, а Демьян насухую. Без дури, без пойла. Втрезвую. Так что мозги скрипели от ярости.

Вспоминал ее в свадебном платье такую красивую, что от одного взгляда сдохнуть хотелось и выл от бессилия. Там, в ЗАГСе, когда подпись свою ставила на бумаге запнулась, рука дрогнула в белой перчатке и на него посмотрела. Какая-то надежда…какая-то сраная, тупая надежда промелькнула в голове, а вдруг сейчас, как в дурацких сериалах, которые мачеха смотрит на кухне, бросит ручку и подбежит к нему, к Демьяну. Он ее за руку и на мот вскочат оба. Она фату сдерет с головы, и они помчатся куда глаза глядят вместе. Потом он сдернет невесту с мота, расстелет свою косуху и грязно трахнет на ней беглянку. Так грязно, что их обоих от этой грязи уносить будет.

Но она подписала и робко посмотрела на Богдана. Потом тот ее смачно целовал. Засосал своими толстыми губами, сожрал ее рот ими. Вызывая приступ тошноты у Демона. Все орали «горько». А он эту горечь в туалете вышибал кулаками о кафель. Так вышибал, что сбил до костей, даже мясо стерлось.

— Что с руками? — дернула за рукав, увидев, как он постоянно руки в карманах держит. А его от ее прикосновения подшвырнуло. Пусть не трогает. Не смеет к нему прикасаться иначе он за себя не отвечает.

— Тебе какое дело?

— Покажи.

— К мужу иди с ним нянькайся.

— Покажи руки, Дём!

— Отвали!

А она все равно в запястье вцепилась и с кармана выдернула, вскрикнула, когда залитые кровью пальцы увидела.

— Что это? Ты что? Откуда это, Дём? С кем подрался?

Сам с собой. За нее. Из себя пытался всю дурь выбить и не получилось. Стоит теперь и смотрит как она пальчиками своими держит его запястье и какая-то часть него трясется от счастья.

— Не важно.

— Идем я обработаю хотя бы перекисью.

— Я сказал отвали!

— Не отвалю! — и нагло в глаза смотрит, — Идем, я сказала. Иначе отца твоего позову или мачеху.

Затащила его на кухню, быстро порылась в аптечке. Тонкая, стройная в этом платье, с локонами блестящих светлых волос, которые колышутся и скользят по голой спине. Воздушная, прозрачная, недосягаемая.

— Так. Вот йод. Перекиси нет. Ваты тоже нет. Она, может есть где-то в доме, но я не знаю где. Так что залью йодом, ладно?

Он не ответил, отвел взгляд к окну, чтоб не смотреть на ее декольте, где виднелись зажатые корсетом полушария упругой груди. Подумал о том, что если бы увидел ее голой, то обкончался бы раз десять подряд. А Бодя….Бодя сегодня ее трахать будет, лапать эту грудь, всовывать в ее тело свой член. Брачная ночь же…мать его.

Налила йод на бинт, приложила к ранам и изо всех сил дует.

— Щиплет, да? Потерпи. Сейчас пройдет.

Ее пальцы испачкались, несколько капель йода попали на белоснежный подол. Издалека смотрятся как кровь и в голове у Демона мелькают картинки, как он Бодю при ней прикончит. И самому адски страшно от этих мыслей.

— Ты теперь вся в этом дерьме.

— Ну и что. Зато твои раны не воспалятся. Кто знает кого ты там мутузил.