Мой персональный миллионер - Ирина Шайлина (2020)

А потом я поняла, что тогда это было так, лёгкое волнение. Страшно, это сейчас. Я смотрела на сгустки крови на подгузнике так пристально, что у меня в глазах зарябило. Кровь. Кровь! Моя же кровь отхлынула от головы, она вдруг стала лёгкой-лёгкой — пустой. Показалось, что я сейчас просто упаду. А падать нельзя. Вот она — Сонька, рядом. Ножками дрыгает. И кровь никуда не далась. Надо что-то делать.

Делать начал Герман, которого я несколькими минутами ранее чуть не убила за яблоко. Сейчас я была ему благодарна. Мне не хватало времени и сил, чтобы эту благодарность высказать, я просто бежала за ним по снегу к машине и радовалась, что есть рядом человек, который может сказать, что делать. Не будет паниковать, а просто отвезет нас в больницу. А это лучшее, что сейчас можно сделать.

В голове метались мысли. Я прижимала к себе дочку, забыв про правила, про детское кресло. Не могла просто выпустить из рук. Порой прижимала так сильно, что спохватывалась, что могу сделать ей больно. Страшно, господи, как страшно!

Может, это раздражение слизистой от яблока? Господи, хоть бы это была сущая мелочь!

В тот момент я реально поняла, что все беды, которые приключались со мной раньше, это так, проблемки. Я все выдержу. Все вынесу. Только бы с Сонькой все было хорошо. Душу продам, если нужно. Сердце своё вырву, ей отдам. К глазам подкатили слёзы. Бесконечный город за окнами никак не заканчивался. Где уже больница?

Герман кому-то звонит, я не вслушивалась в слова. В моих ушах гул. Сонька не плакала, спала. Это меня пугало. Я не могла расслышать дыхание в шуме двигателя, и то и дело тянулась проверить, бьётся ли её сердце. Каждый раз боялась. И каждый раз выдыхала с облегчением — бьётся. Часто, сильно. Моё облегчение длилось минуту — потом я снова лезла проверять. И сделать с собой ничего не могла.

— Не накручивай себя, — сказал мне Герман, — сейчас приедем, все проверим. Не бойся заранее. У Соньки запасных мам нет, имей в виду.

Ему легко, это же не его дочка. Накатывает приступ агрессии. Хочется ударить Германа за то, что он так спокоен. Хочется кричать, ногами топать, посуду бить. Но я понимаю — это просто нервы. Если бы не Герман, я бы просто умерла от страха.

Я сделала усилие и закрыла глаза. И произошло чудо — мы приехали к больнице. Она тянется многочисленными корпусами. Многие окна светятся — это радует. Значит, там есть люди, которые нам помогут.

Нас встретили и повели в одну из неприметных дверей. Несмотря на новый ремонт, эта больница пахла так же, как и все мне остальные. Дверь, в которую мы вошли, снова хлопнула. Мужчина. В куртке, с холода. Поздоровался и пожал руку Герману.

— Вот кто у нас переполох устроил, — улыбается мужчина проснувшийся Соньке, — аж папа твой меня в единственный выходной поднял. Сейчас переоденусь и посмотрю её.

Он ушел. Меня усадили в кресло.

— Андрей — один из лучших детских хирургов, — успокоил меня Герман. — Мы с ним вместе росли, можно сказать. Наши деды дружат. Все будет хорошо.

И забрал у меня Соньку. Вместо неё дал пластиковый стаканчик с кофе. Разве равноценная замена? Я порывалась идти вместе с дочкой, но меня увела медсестра.

— Только всех на уши поставите, — сказала она, уже привыкшая к чужой боли и горю. — Да и дочка ваш страх чувствует. Не накручивайте себя. Андрей Васильевич сейчас все скажет. Журнал почитайте.

Глупая, какой журнал? Герман вернулся через полчаса, когда я уже была готова бегать и открывать все двери подряд, чтобы найти свою дочку. Герман подвел меня к креслу, сел и усадил меня к себе на колени. Я дернулась, чтобы встать, но Герман сильный. И это хорошо — здесь, в кольце его рук, спокойнее. Страшно, но верится, что все будет хорошо.