Мой персональный миллионер - Ирина Шайлина (2020)

На волне моей озабоченности мне снова приснилась Лида. К счастью, без члена. Но вела себя престранно — лежала на постели, выгибалась и плакала детским голосом. Сонькиным. Я бестолково прыгал вокруг и пытался напоить её смесью, но Лида продолжала отчаянно плакать. А затем распахнула глаза и закричала особенно пронзительно.

Так, что я проснулся. И уж тогда-то и понял, что плачет Соня, а Лида пытается её утешить. Плакала она очень сильно. Я встал. На часах только начало двенадцатого, по сути, только ночь настала. Сонька кричит, у Лиды слёзы на глазах.

— Дай.

Лида послушно протянула мне ребёнка. Сонька выгибалась всем телом. Натягивалась, словно струна. Руки крепко сжаты в кулаки. Живот жёсткий. Яблоко, блядь. Когда я уже умнее стану? Я начал ходить по комнате из угла в угол, пытаясь успокоить ребёнка движением. Не помогало. Лида принесла смесь. Белая, она пузырилась в уголках губ — Соня даже то, что попало в рот, глотать отказывалась. И все так же выгибалась. Мне стало страшно.

— Лид, — сказал я, улучив момент, когда Соня, перестав плакать, стала кряхтеть, видимо, пытаясь выкакать злосчастный фрукт. — Я её яблоком покормил. Нечаянно.

Лида посмотрела на меня так, что я удивился, как остался жив. Глаза полыхнули и стали ещё чернее, чем обычно. Я даже думал, что ударит. Но она забрала у меня ребёнка и отвернулась. Видимо, разговор предстоит потом. Когда Соньке станет лучше. Блин, лучше бы сейчас наорала, ждать теперь, заранее мучиться.

Сонька снова кричала. Я хотел провалиться сквозь землю. Лучше бы у меня болело. Лучше бы я от боли кричал. Осознавать, что из-за моей тупости крошечная малышка, которая весит-то несколько килограмм, мучается от боли, было хреново. Башкой, что ли, об стенку постучаться? А вдруг поможет…

Малышка внезапно смолкла. Стало невероятно тихо, без этого её отчаянного плача, даже в ушах зазвенело. И пукнула. Я улыбнулся, выдохнул.

— Ну вот, теперь полегчает. Всегда после этого она успокаивалась, — попытался я приободрить Лиду.

Та на меня не смотрела. Раздались характерные звуки, Лида сняла с дочки ползунки, потянулась к липучкам подгузника. Отогнула его. Пахнуло какашками. Я снова обрадовался — покакала, теперь точно будет хорошо.

— Герман, — тихо, растерянно позвала Лида.

Она смотрела на содержимое памперса. Что там может быть удивительного, в какашках? Я столько их насмотрелся за последние недели… Однако я послушно шагнул вперёд. Склонился. Какашки, да. А в них… насыщенного цвета крупные кровавые сгустки. Руки Лиды, которыми она удерживала край подгузника, тряслись крупной дрожью. Посмотрел в её лицо — белое. Совершенно белое. Как простыня. И два чёрных бездонных глаза.

— Это не может… не может быть от яблока, — пробормотал я. А потом понял, что себя в руки надо брать. — Поехали. Скорую ждать не будем. Подгузник с собой забери, может, кал на анализ нужно. Быстро все необходимое возьми. Пять минут.

Лида полетела. Я натягивал джинсы, ботинки на голую ногу, некогда носки искать. У Лиды всегда был готов экстренный пакет с документами — я помню. А больше пока ничего не нужно. Я надел куртку, завернул Соньку в одеяло, прямо в то, на котором она лежала. Девочка притихла, плакать перестала, и это пугало.

Закрывал квартиру и с удивлением понял, что мои руки тоже дрожат. Лида не застегнулась, волосы ещё влажные. Не хватало, чтобы ещё и она простыла. Лифт я ждать не стал. Побежал вниз, перепрыгивая через три ступеньки и прижимая сопящую Соньку к груди.

Глава 24. Лида

Дунька позвонила неожиданно. У неё был талант исчезать, потом появляться и исчезать снова. Это я принимала, как факт, и лишь робко надеялась, что наследственность не пойдёт дальше, и — подобно родителям — Дуня не испарится.

— Лид, — спросила она, — я к тебе приеду?