Илья прижал меня к себе — я уткнулась в широкую грудь, чувствуя, как под его нежными касаниями расслабляются плечи и уходит холодная тьма, поселившаяся в сердце вчера ночью. Я была даже благодарна неведомым ворам за то, что мы увиделись раньше, чем через пару дней, когда бы он решил свои проблемы.

— А как же… налоговая и твои дела? — спросила я, не отлипая, потираясь о его рубашку лбом как кошка.

— Ничего с ними не случится, заместитель справится, — он поцеловал меня в волосы. — Это регулярное развлечение, они просто перед новым годом хотят бабла срубить. Ты важнее.

Объяснение было разумным, но мне все равно стало теплее и спокойнее от того, что он рядом. Тем более, что при нем полиция стала вести себя несколько более уважительно. «Дамочкой» больше не называли, когда брали отпечатки пальцев сказали «пожалуйста» и даже посоветовали, чем после этого отмывать краску с рук.

— Это шпана, скорее всего, — сообщил мастер, который снял с двери раскуроченные замки и поставил новые — мудреные, со сложными ключами. — Такую дверь вскрыть — как два пальца, в интернете есть инструкции даже. Учат молодежь черт знает чему…

— Скорее всего, — кивнул полицейский, собирая кипы бумаг, которые он успел разложить у меня на кухне. — Прошлись по квартирам, присмотрели простой замок, да приметили, что вас долго не бывает.

— И что… теперь? Вы их найдете? — спросила я.

На этот раз полицейский переглянулся с мастером.

— Мы постараемся, — мягко сказал он, покосившись на Соболева. — Но сами понимаете…

И они ушли, оставив мне разгром, черновики протоколов, покрытые черной пылью подоконники и душный запах дешевого одеколона.

Я растерянно смотрела по сторонам — моя уютная квартира, мое гнездо, мой дом с рождения, теперь казалось враждебным и чужим местом. Словно незваные гости осквернили ее, лишили того самого ощущения уюта, что делает дом — домом.

Немыслимо было не то что лечь в развороченную постель, но даже раздеться, чтобы сходить в душ. Словно взломщики все еще оставались здесь или могли вернуться — хотя мне показали новые замки и рассказали, насколько они надежнее старых.

Раскиданное по полу белье придется, видимо, сжечь.

Хотелось бы избавиться вообще от всего, вплоть до мебели, и заодно сделать ремонт, чтобы не осталось ни единого напоминания о чужих прикосновениях к моим вещам, о которых так явно напоминал черный порошок, проявляющий отпечатки пальцев.

Но, боюсь, это было мне не по карману.

— Спасибо, что приехал, правда… — я заперла дверь, поднялась на цыпочки и посмотрела в глазок. Там полицейский с мастером закурили прямо на лестнице и пошли вниз, не дожидаясь лифта.

— Хорошего же ты мнения обо мне, — усмехнулся Илья, заглядывая в спальню и с досадой цокая языком. — Какие могли быть варианты?

Я стояла посреди комнаты, обняв себя за плечи. До дрожи не хотелось прикасаться ни к чему в оскверненной квартире. Куда теперь? К маме? У Соболева налоговая…

— Не знаю. Позвонил мастеру и все. Например.

— Рит… — Илья плотно закрыл дверь в спальню и подошел ко мне. — Когда Матвей сломал ногу, я позвонил врачу и все? Или поехал к нему?

— Ну, Матвей твой сын.

— А ты моя жизнь, — он сел на кухонную табуретку и привлек меня к себе, усаживая на колени.

Я дернула плечом, не соглашаясь с таким пафосным объяснением.

— Неужели ты думаешь, ты дорога мне меньше? — он наклонил голову, ловя мой взгляд. — Ну ты чего? Правда, что ли, Рит?

— Ты же прячешь меня от него. Как любовницу от жены.

— Я вас обоих друг от друга прячу, — печально сказал Илья. — Если помнишь, я больше всего хотел, чтобы мы все были вместе. Но вы оба этого не хотите. Тебе больно, ему страшно. Что мне еще делать?

— Я… на вас смотрела. У школы, — призналась я тихо. — Вы так похожи. И, наверное, я…