В серой зоне - Адриан Оуэн (2020)

Я стал думать о тех, кому не повезло. Сколько их? От таких размышлений меня охватывал озноб. Никто точно не знает, сколько в мире пациентов в вегетативном состоянии. В медицинских учреждениях по уходу за лежачими больными далеко не всегда уделяется должное внимание ведению документации. В США таких пациентов предположительно от пятнадцати тысяч до сорока тысяч человек. И как свидетельствуют результаты наших изысканий, семь тысяч из них, вероятно, осознают реальность.

Однако нашлись весьма настойчивые оппоненты, опровергавшие наши выводы. Они утверждали, что, хотя 17 % наших пациентов в вегетативном состоянии реагировали на инструкции в сканере, только один из тридцати одного пациента в минимальном сознании (то есть 3 % испытуемых) дал ожидаемый ответ. У пациентов в минимальном сознании мозг, как правило, поврежден не так серьезно, как у пациентов в вегетативном состоянии. Почему же тогда они менее склонны демонстрировать реакцию мозга в сканере? Что-то не сходилось. Если рассуждать логически, мозг пациента в минимальном сознании должен чаще реагировать на наши задания в томографе.

Шесть лет спустя ответ на данный вопрос нашелся, однако в то время мы были весьма озадачены. Впрочем, ученых довольно сложно заставить прийти к единому мнению о том, что такое вообще сознание, не говоря уже о том, чтобы дать общее определение термину «минимальное сознание». Будем считать, в рамках нашей работы, что минимальное сознание означает следующее: иногда человек в сознании, иногда нет, а порой застрял где-то между. В лучшем случае он способен подать хоть какой-то сигнал, допустим, шевельнуть пальцем, подтвердить, что понимает, где находится. В худшем случае он даже этого сделать не в состоянии. Неудивительно, что лишь немногие из наших малосознательных пациентов смогли понять инструкции и перевести их в сложную последовательность реакций, то есть представить игру в теннис. Да и почему они вообще должны быть способны на такую ментальную акробатику? Ведь большую часть времени они и пальцем шевельнуть неспособны, с чего они вдруг начнут воображать игру в теннис? Что же касается девятнадцати пациентов в вегетативном состоянии, которые также не сумели представить игру в теннис, с ними приключилось нечто похожее, только хуже. Они находились где-то между сном и бодрствованием, так глубоко в серой зоне, что и не знали, живы они или нет. Естественно, они не могли представить, что играют в теннис, – они и думать-то не могли!

А как же та самая «фантастическая четверка» – четыре пациента, которые, казалось, находились в вегетативном состоянии и тем не менее совершили все эти умственные подвиги в сканере? Дело в том, что они не такие, как все. Особенные. В реальности они вообще не находились в вегетативном состоянии. Они целиком и полностью были в сознании, только в той части серой зоны, для которой у нас до сих пор нет названия. В той части, где человек может полностью проснуться, хорошо осознавать происходящее, однако неспособен физически реагировать на раздражители, моргнуть, поднять бровь, шевельнуть пальцем. А потому ничего удивительного в том, что те четыре пациента успешно вообразили игру в теннис. Мы бы с вами тоже справились.

Наши исследования навели нас на еще более интересную возможность, о которой я задумывался все чаще и чаще. И подолгу. Прогресс в компьютерных технологиях способствовал созданию сканеров, умеющих распознавать жизнь, затаившуюся внутри нереагирующего тела; так появился шанс по-настоящему поговорить с «запертыми» пациентами, в формате «мозг-компьютер» – то есть машина «строит» мост между серой зоной и внешним миром. Обращаться к пациентам с просьбой мысленно сыграть в теннис – одно, а вот использовать новейшие технологии для полноценного диалога с такими пациентами – совсем другое дело. Но возможно ли это?