Конечная станция – Эдем - Рейнмастер (2021)

– Смерть вообще глупая штука. Но он не ошибся номером. Там всё время так отвечают. Примитивная конспирация.

– Тогда это ещё страшнее! – горестно сказала она. – Он не ошибся, но погиб с мыслью, что всё было напрасно. Почему вы ему не сказали? Нет, я знаю, но вы могли бы как-нибудь намекнуть. Хотя нет, вы не могли.

– Не мог.

Мы сидели, прислонившись к «теплушке», свесив ноги через край железной платформы, выкрашенной чёрными и жёлтыми полосами. Ночью они казались оранжевыми. Ночью все цвета немного другие и время течёт иначе, порою быстро, а то мучительно медленно.

– Эрих!

– Что?

Кажется, ей нравилось моё имя. А мне нравилось, как она выговаривает первый звук – гортанно и мягко, как произносят у нас в горах. В столице гласные обрывают, и моё имя звучит как окрик и как пощёчина.

– Полли бил вас ботинком по рёбрам. Теперь у вас синяки. Он так плохо смотрел на вас, как будто вы его оскорбили, так не смотрят на посторонних людей. А меня он почти не тронул. Только улыбался. Щипал за подбородок и приговаривал: «Скоро ты всё узнаешь. Страна не резиновая».

– Вот и забудьте, – грозно сказал я. – Всякое там говно…

И осёкся. Мысль-то, в принципе, верная, но её следовало высказать как-то дипломатичнее.

Афрани смеялась. Потом вдруг посерьёзнела и склонила голову, как делают умные дети и собаки, глядя на солнце. Я видел: ей хотелось о чём-то спросить. Она долго мялась, вздыхала, крутила волосы, оглаживала юбку, краснела и, наконец, отважилась:

– Эрих, а что за татуировки у вас на животе?

– Просто личная информация, – ответил я. – Группа крови, номер подразделения. Системное имя, прозвище, код. Всякие разности.

– Военная биография, – сказала она задумчиво. – Вот оно что. А я где-то слышала, что у солдат есть жетон и браслет.

– И это тоже. Просто цепочка рвётся, а руки, знаете ли, отрывает. И в этот момент очень полезно иметь при себе письмишко от своей аллергии, прежде чем полевой коновал перельёт тебе что-то неподходящее.

– Но война ведь закончилась. Эти татуировки трудно свести?

– Да, в общем-то, нет. Довольно легко.

Я пожал плечами.

– Привыкаешь. Всё-таки память.

– Но ваша память воспитывается в Брославе, – тихонько сказала она. – И ей сейчас пять лет.

Вполголоса, но мне как будто с размаху засадили в солнечное сплетение.

Я открыл рот. Я его закрыл.

– Ну… да.

Я тупо смотрел на руки. Солнце играло на них, и узор на ладонях постоянно менялся в зависимости от того, как падал свет.

– Простите, – сказала она. – Ох. Простите меня, Эрих!

– Нет, вы были правы. Я действительно негодяй.

– Вы совершили вещи, которые сделал бы негодяй. Но вы не негодяй.

– Странная логика.

– Почему же? – возразила она. – Ночью вы выглядели как торчок. Но вы не торчок. А потом вы спасли нас как герой.

– Ещё не спас.

– Всё равно. Как герой.

– Но я не герой.

– Вы Рюбецаль.

– Точно, – согласился я. – Он самый. Такого Рюбецаля ещё поискать.

* * *

Я почти задремал, когда Афрани провела костяшками пальцев по моей щеке. От горячего солнца нас всех слегка разморило, за исключением часовых, выставленных с биноклем.

Почти сразу же сверху раздался громкий крик.

– Едут! – возбуждённо огласил Мауэр с подъемника мини-крана. – Слышите, Коллер? Я их вижу. Вон они ползут по холму!

Мне будто кипятка плеснули за шиворот. Сон как рукой сняло.

– Все внутрь! Живо-живо-живо!

Самые предусмотрительные уже теснились в «теплушке». Кто-то шепеляво сквернословил и лез по ногам соседей, осыпаемый бранью. Афрани сорвала с шеи синий платок. Я шуганул её внутрь, поймал Йозефа, подпихнул его к остальным и с грохотом задвинул за его лопатками железную дверь. Извинения потерпят до ужина.

Затем я поднёс к глазам армейский бинокль.

Да, Мауэр не ошибся.