Принцесса викингов - Симона Вилар (1996)

Какое-то время Ролло молчал, и она видела, как ходят желваки на его скулах.

– Я подумаю над твоими словами.

– Слава Всевышнему!

Он взглянул на нее.

– Порой ты походишь на таран. Но я не крепость. С тобой трудно спорить.

Эмма отбросила край покрывала. Сейчас, в темных одеждах, со спрятанными волосами, она выглядела монахиней. Однако ни у одной монахини Ролло никогда не встречал такого дерзкого взгляда, такого упрямого выражения лица. Эмма набрала пригоршню песка, подержала его на весу и отшвырнула в сторону, а затем заглянула ему прямо в глаза.

– Ты знаешь, Ролло, что мы оба виновны перед Атли. Мы слишком долго дразнили и мучили его. Ты отдал ему меня на словах, но не отдавал на деле. Мы оба не хотели этого брака, и Атли был не в силах устоять против нас обоих. Но если бы и ты, и я имели мужество заглянуть правде в глаза… Да, мы ранили бы его, но не пытали. От раны остается рубец, с которым человек рано или поздно сживается. И Атли справился бы с этим. Рано или поздно он бы нашел утешение. Разве Виберга и дитя в ее чреве не лучшее доказательство тому? Но ведь он мог и в самом деле привязаться к другой женщине, полюбить ее, обрести с ней покой. Мы же не давали ему опомниться, держа его все время на грани исполнения мечты…

– Не говори так! – глухо прорычал Ролло. – Не говори! Я готов был сделать все мыслимое для своего брата!

Губы его задрожали, он коротко застонал, уронив голову на руки.

Эмма приблизилась к нему и, опустившись рядом, материнским движением провела по его волосам.

– Атли был счастлив, имея такого брата. Он не раз говорил мне, что всем в жизни обязан тебе, как говорил и то, – она понизила голос, – что так и не отблагодарил тебя, вернув тебе твою избранницу…

Она внезапно вспыхнула и спрятала лицо в ладонях. Но уже через миг взгляд ее был тверд.

– Мой Ролло, у нас позади такой путь, все так сплетено, что и мечом не разрубить. Неужели мы и впредь будем ставить друг на друга ловушки?

– А что изменилось? – спросил он. – Или я должен благословлять смерть брата, убравшую преграду между тобой и мной?

Она сжала зубы. Казалось, еще миг – и она ударит конунга. Неужели он так ничего и не понял?

– А еще у тебя есть та, что, несмотря на пустое чрево, околдовала тебя. Ты держишься за нее так же крепко, как слепой за свой посох. А я… У меня…

Она отвернулась. Нет, она ничего не скажет. Она и без того втоптала свою гордость в прах. И больше она не сделает ни шагу навстречу.

– Что ты недоговариваешь?

Она встала, отряхивая песок.

– Сегодня я сказала достаточно. Об остальном следует поразмыслить тебе.

Она указала туда, где, колеблясь, сгущались пряди тумана.

– Где-то там, в дюнах, скачет верхом женщина, которую все твои соплеменники, кроме тебя самого, считают врагом Ролло. Но великий конунг никого не желает слушать, а значит, он и в самом деле один.

Она начала спускаться по склону.

– Ты уходишь?

– Мне пора возвращаться на Мон-Томб. Прекрасная Снэфрид не будет довольна, возвратившись и застав меня здесь…

Со Снэфрид ей все же довелось столкнуться, когда в сопровождении Херлауга она возвращалась сквозь туман в монастырь. Они ехали молча, так как Херлауг все еще таил неприязнь к женщине, отвергшей его друга. И все же, когда из тумана возникла Снэфрид и, не сбавляя хода, галопом пронеслась мимо, молодой кормчий заметил:

– Тебе стоит поостеречься ее, Эмма. Снэфрид едва не впала в безумие, узнав, что Атли зовет брата проститься, а значит, ты вскоре получишь свободу распорядиться собой. Оттого-то она и настояла, чтобы Рольв взял ее с собой.

Отстояв мессу у Святого Михаила, Эмма уже собралась было отправиться в отведенную ей келью, как вдруг почувствовала смутное волнение. Ей неудержимо захотелось оказаться в усадьбе Бьерна, и это желание росло с каждой минутой, словно незримая нить влекла ее туда.

«Зачем я вообще уехала? Снэфрид вновь околдует его!»