Ва-банк - Анри Шаррьер (2015)

Поскольку сногсшибательных идей в моей голове всегда было хоть отбавляй, я превратил ночной бар «Мадригал» в русский кабак «Ниночка», а для придания ему соответствующего колорита обряжал испанца с Канарских островов в форму казака и усаживал его на спокойную по причине преклонного возраста клячу. Им обоим надлежало исполнять службу привратника при кабаке. Но вот беда, клиенты начинали спаивать моего казака, который при жаловании полдоллара в час каждый раз умудрялся нажраться вусмерть. Хуже того, они ухитрялись накачать и лошадь. Она хоть и не прикладывалась к стакану виски, зато очень уважала сахар, смоченный в спиртном, особенно в тминной водке. Результат: подвыпившая кляча и пьяный в стельку казак. Нередко в таких случаях оба привратника пускались в карьер вниз по проспекту Миранда, где находился мой кабак. Этот проспект был одной из главных артерий города, почти всегда перегруженной транспортом. И вот по нему туда-сюда скакал казак и призывал к атаке. Так что представьте себе картину: визг тормозов, когда колеса автомобиля рвут асфальт, сталкиваются машины, ругань и брань водителей, в домах открываются окна, оттуда несутся сердитые крики, требующие прекратить безобразие в такой поздний час. Разумеется, возникали скандалы, которые приходилось улаживать и утрясать, но зато и веселья хватало.

В довершение всего мой единственный музыкант тоже оказался не лыком шит. Немец Курт Ловендаль, органист. Музыкант с руками боксера. Бывало, начнет играть ча-ча-ча на своем органе, да так усердно, что от музыкальных волн стены здания дрожат аж до девятого этажа. Мне в это трудно было поверить, пока швейцар и владелец дома однажды не отвели меня наверх, чтобы я сам смог убедиться. Надо признаться, они не преувеличивали.

Другое мое питейное заведение – «Нормандия» – располагалось в поистине прекрасном месте: как раз напротив штаб-квартиры Национальной службы безопасности. С одной стороны – террор и плохое обращение, с другой – все удовольствия жизни. Хоть раз я наконец-то оказался на правильной стороне. Такое соседство не гарантировало мне личную безопасность: я ввязывался в весьма деликатные дела, от передачи писем политических заключенных к подпольщикам до переписки уголовников. Для тех и других я служил почтовым ящиком.

Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год. Всего за несколько месяцев диктатура Переса Хименеса расшаталась донельзя. Венесуэлу стало серьезно потряхивать. От диктатора откололись даже привилегированные классы. Он еще держался, но лишь благодаря армии и страшной политической полиции Seguridad Nacional. Шли многочисленные аресты.

А в это время в Нью-Йорке три самых главных политических лидера Венесуэлы, находившиеся в изгнании, разрабатывали план захвата власти. Это были Рафаэль Кальдера, Ховито Вильяльба и исключительный человек – Ромуло Бетанкур. Лидера коммунистической партии Мачадо не пригласили. Однако коммунисты тоже сложили немало голов в ходе истории страны.

Первого января генерал ВВС Кастро Леон попытался поднять своих людей на мятеж: небольшая группа летчиков сбросила несколько бомб на Каракас, в частности на президентский дворец Переса Хименеса. Однако операция провалилась, и Кастро Леон бежал в Колумбию.

А двадцать третьего января в два часа ночи над Каракасом поднялся самолет, уносивший Переса Хименеса с семьей и ближайшими сподвижниками. Воздушное судно было набито до отказа не только живым грузом, но и ценностями. Так что венесуэльцы не зря окрестили его «священной коровой». Перес Хименес знал, что он проиграл партию: армия его оставила. Самолет направлялся прямиком в Сан-Доминго, где другой диктатор, генерал Трухильо, сердечно принял своего собрата.