Ва-банк - Анри Шаррьер (2015)

– Ты с ума сошел! А если кто войдет? Мало того что морда протокольная, так он еще выставляет напоказ свою расписанную шкуру. Смотрите, мол, какой я проходимец. Прошу тебя, опомнись, приятель. Веди себя прилично!

– Но мне жарко, Жожо.

– Пройдет, дело привычки. Самое главное, не забывайся, ради бога, соблюдай приличия!

Я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Ему прямо не угодишь.

Мы вышибли ногами перегородку, и из двух комнат получилась одна.

– Здесь у нас будет казино, – весело сказал Жожо.

Получилась приличная комната, шесть метров на три. Подмели пол. Принесли с улицы три больших деревянных ящика, ром и бумажные стаканчики. Мне не терпелось увидеть, как пойдет игра.

Ждать пришлось недолго. Мы уже побывали в маленьких «забегаловках», чтобы, как выразился Жожо, «завязать контакты». Теперь все знали, что у нас в восемь вечера будет игра в кости. Последним на нашем пути оказалось бистро, приютившееся в небольшом бараке. Два стола под открытым небом, четыре скамьи и карбидная лампа, подвешенная под стрехой крыши. Хозяин, рыжеволосый великан неопределенного возраста, молча подал нам пунш. Когда мы собирались уходить, он подошел ко мне и обратился по-французски:

– Я не знаю, кто ты, и знать не хочу. Только один совет: если однажды тебе потребуется переночевать у меня, приходи. Я за тобой присмотрю.

По необычному французскому выговору я понял, что он с Корсики.

– Корсиканец?

– Да. И тебе известно, что корсиканец никогда не предаст. Не то что некоторые субчики с севера, – добавил он, многозначительно улыбаясь.

– Спасибо, буду иметь в виду.

Было около семи, когда Жожо зажег карбидную лампу. На полу мы разостлали два одеяла. Стульев не было. Клиенты должны были играть стоя или сидя на корточках. Решили, что я пока не стану вступать в дело, просто понаблюдаю за игрой.

Стали прибывать гости. Рожи – одна хлеще другой. Низкорослых оказалось мало, все сплошь усатые и бородатые здоровяки. В опрятности им не откажешь: физиономии умыты, руки чистые. Одежда, правда, изрядно пообтрепалась и местами в пятнах, но дурного запаха нет. Все в безупречно свежих рубашках, в основном с коротким рукавом.

В центре на коврике в небольших коробках лежало восемь пар игральных костей. Жожо попросил меня выдать каждому игроку по бумажному стаканчику. Я раздал двадцать штук. Принялся разливать ром. Ни один не поднял горлышко бутылки вверх, чтобы дать понять, что ему достаточно. Прошелся по кругу, и трех бутылок как не бывало.

Каждый игрок отхлебнул из своего стаканчика, поставил его перед собой, а рядом положил тюбик из-под аспирина. Я знал, что в этих тюбиках лежат алмазы. Никто не извлек на свет божий знаменитый холщовый мешочек. Старик-китаец дрожащими руками, словно в лихорадке, установил перед собой небольшие весы, какими пользуются ювелиры. Все делалось молча, редко кто произносил хоть слово. Страшно подумать, каких физических усилий стоил этим людям старательский труд, под палящими лучами солнца, зачастую по пояс в воде, от восхода и до заката.

Постепенно стало намечаться некоторое движение. Один, потом двое, затем еще трое игроков взяли игральные кости и принялись внимательно их рассматривать. Они плотно прижимали одну кость к другой, притирали, вертели в пальцах и передавали соседу. Кажется, все было в полном порядке – ибо кости сбрасывались на одеяло без малейших замечаний. Каждый раз Жожо подбирал проверенную пару костей и отправлял ее в коробку. Последняя пара осталась лежать на одеяле.

Те, кто снял рубашки, жаловались на комаров. Жожо попросил меня зажечь несколько пучков влажной травы, чтобы дымом как-то разогнать обнаглевших кровососов.

– Кто бросает? – спросил детина, медно-красный от загара, с густой курчавой черной бородой. На правой руке у него красовался криво выколотый цветок.

– Начинай ты, если не возражаешь, – ответил Жожо.