Ледокол - Валерий Рощин (2016)

Стоявший на крыле мостика Еремеев завороженно смотрел на проплывавшую слева ледяную стену, до которой при желании можно было дотянуться рукой.

— Не отвлекаться, — вернул его в реальность появившийся рядом Петров. — Неужели не видишь, что корму заводит на препятствие?

Старпом посмотрел назад и только теперь заметил сближение кормы судна с айсбергом.

— Лево руль! Курс — 210, — уже отдавал приказ капитан.

— Есть лево руль, — четко реагировал Тихонов.

Штурвал сделал несколько оборотов влево. Корма замедлила сближение и, не дойдя до «стенки» одного метра, пошла параллельно ей…

Через две минуты судно полностью разминулось с ледяной глыбой.

Все, кроме Тихонова, высыпали на левое крыло мостика и, не веря своим глазам, смотрели на оставшуюся за кормой ледяную гору.

— Господи… — шептал старший помощник, — прошли…

Банник с уважением посмотрел на Андрея.

— Товарищ капитан…

— Да, — откликнулся тот.

Второй помощник встал по стойке смирно и, нарочито выпятив грудь, добродушно пробасил:

— Трепещу!

* * *

Все это время Севченко неотрывно наблюдал за эволюциями «Громова».

Он прекрасно видел сход огромного куска льда с вершины айсберга. Правда, предупредить Петрова не успел — заметил движение лишь в тот момент, когда она подъезжала к краю скола. Да и что толку в предупреждении? Ледокол — не велосипед. За три секунды не остановишь.

Видел он и эволюции ледокола. Все они были своевременны и безупречны по исполнению. Но самое главное — они спасли судно от падавшей глыбы и позволили избежать столкновения с айсбергом.

Когда «Михаил Громов» прошел впритирку с ледяной стеной и выбрался на относительно чистую воду, Валентин Григорьевич откинулся на спинку кресла, с облегчением вздохнул и убрал ненужный теперь бинокль. Дело было сделано.

В такие моменты редкой удачи не грех бы и закурить.

— Сигареты есть? — спросил он у пилота.

— Нет.

— Жаль.

— Вы же не курите.

— Не курю. Но сейчас не отказался бы. Кстати, сколько у нас топлива?

Михаил бросил взгляд на топливомер и доложил:

— Минут на тридцать. Можем еще полетать.

— Куда нам еще летать? — криво усмехнулся Севченко. — Как только «Громов» отойдет подальше от «Семен Семеныча», готовься к посадке.

— Понял…

Пока ледокол шел слишком близко к ледяному препятствию, о посадке не могло быть и речи. Кукушкин прикинул, где должно будет находиться судно для осуществления безопасного снижения. Потом рассчитал в уме схему захода против ветра на данную точку.

И приуныл. Схема выходила крайне неудобной.

То, что ледокол двигался строго против ветра — пилота устраивало. Но теперь «Громов» был с подветренной стороны айсберга, а это означало, что глиссада снижения пройдет вблизи ледяной верхушки. И данный факт уже не радовал.

Конечно, можно было «поиграть» курсами захода, но только самую малость — большей вольности не позволяла предельная сила ветра. Подставь под такой ветер левый или правый борт «вертушки» и закрутит ее, как детскую юлу. А других вариантов попросту не имелось, ведь топлива на борту оставалось впритык.

Озадаченный вертолетчик для большей уверенности решил сделать пробный заход на безопасную точку, к которой двигался ледокол.

Выполнив расчетный четвертый разворот, он встал на курс точно против ветра. И сразу понял, что это не вариант — глиссада «пробивала» макушку «Семен Семеныча».

«Черт», — выругался он про себя и слегка подправил курс, чтобы пройти на безопасном удалении.

Продолжая имитировать заход на посадку, Ми-2 снижался и слегка уменьшал скорость. Вершина айсберга увеличивалась в размерах и наплывала слева, закрывая горизонт и часть сумеречного неба. Много ниже, расталкивая льдины, двигался «Михаил Громов».

Вертолет побалтывало, но в целом снижение выглядело устойчивым и стабильным.