Айсберг почти прошли; до площадки оставалось метров 600. Сидящие в кабине мужчины немного расслабились.

Но ненадолго — в следующий момент «вертушка» едва не перевернулась. Сильнейший порыв так саданул слева и сверху, что крохотный летательный аппарат моментально потерял половину высоты и был отброшен вправо от айсберга метров на 100.

— Держитесь! — крикнул Кукушкин, пытаясь выровнять машину.

Опасный крен устранить удалось. А вот с потерей высоты дело обстояло хуже — винт опять потерял обороты, и движкам не хватало мощности быстро его раскрутить.

Ми-2 снижался на отдельно плавающие льдины, которые несколько минут назад раздвинул своим корпусом «Громов».

«Только не в воду! — с ужасом думал пилот, доворачивая вправо к толстому льду. — Если уж суждено грохнуться, то лучше на лед. Там хоть обгоревшие косточки останутся… Ну, давай-давай-давай, родимый!..»

«Родимый» отчаянно выл турбинами и терял высоту. Под его брюхом быстро проплывали бесформенные льдины различных размеров. До неповрежденного льда оставалось совсем немного.

Высота таяла. Стараясь дотянуть до твердой поверхности, Кукушкин предпринял последнюю попытку спасти положение: потянул ручку управления на себя, а рукоятку «шаг — газ» немного опустил, помогая двигателям раскрутить винт.

Не вышло. До неповрежденного льда дотянуть было невозможно.

И тогда он принял решение садиться на ближайшую подходящую льдину.

* * *

Наблюдавшие за заходом Петров с Банником первыми заметили неладное в поведении вертолета.

Капитан бросился к микрофону:

— «Четырнадцать, сто тридцать», ответьте «Громову»! «Четырнадцать, сто тридцать!..»

В эфире было тихо.

— Кукушкин! Товарищ капитан!..

И снова никто не ответил.

Тихонов с Еремеевым взволнованно переглянулись. А Ми-2, подмигивая красным проблесковым маяком, стремительно терял высоту и уклонялся вправо от глиссады.

— Спасательной команде — тревога! — объявил по трансляции Андрей. — Старший помощник, займитесь спуском на воду спасательного бота!

— Есть! — Еремеев кинулся к выходу.

— Шо за напасть? — прогудел от окна Банник. — Почему молчат и не отвечают?

Петров тяжело вздохнул:

— Думаю, им сейчас не до нас…

* * *

Кукушкин слышал запросы Петрова. Однако сосредоточиться, формулируя ответ, перенести большой палец правой руки на кнопку «Радио» и выдать в эфир несколько фраз он не мог — попросту не было времени.

В данный момент он решал куда более сложную задачу: выбирал подходящую для посадки льдину, которых в проделанной полынье было в достатке. Однако пока под снижавшимся вертолетом мелькали только небольшие белые куски, а те, что покрупнее — до сотни метров в поперечнике, — покачивались чуть дальше.

Несущий винт потерял обороты до 60 процентов. Это было катастрофически мало для продолжения горизонтального полета в штатном режиме, но для смягчения аварийной посадки хватило бы.

— Туда! — Севченко ткнул пальцем в сторону выступающего края целого льда.

Оценив траекторию снижения, пилот мотнул головой:

— Не дотянем.

И подвернул к ближайшей большой льдине.

На высоте семь-восемь метров он рванул ручку управления на себя, стараясь загасить поступательную скорость. Одновременно с этим резко увеличил шаг винта.

Вертикальная и поступательная скорости уменьшились, но удар колес о льдину все равно получился сильным. Да еще «помог» сильный боковой ветер.

От удара Ми-2 подскочил. А далее произошло то, о чем и предупреждал Кукушкин: машину закрутило влево, появился сильный правый крен.

Вначале от мощного импульса вращения отломилась хвостовая балка, затем лопасти прошлись по заснеженному льду. Вокруг стали разлетаться их обломки.

Основной фюзеляж плюхнулся на правый бок и заскользил по льду, ковыряя и разметая снег молотившими обрубками несущего винта.