Атомка - Франк Тилье (2014)

— Он жив! Скажите мне, что он жив!

Тишина, невыносимый треск приемника, завывания ветра.

Люси ходила взад-вперед по комнате, не чувствуя теперь ни холода, ни боли. Глаза жгло невыплаканными слезами, она чувствовала, что вот-вот грохнется.

Этот треск — вестник беды. Все, что она уже перетерпела в жизни, доказывает, что ужасу нет никаких пределов.

И вдруг слабый, очень далекий, будто из загробного мира, голос прорвался через треск:

— Сер… биен… него… пульс есть!

23

Совсем стемнело.

Измученная, изнервничавшаяся Люси сидела в одной из палат отделения реанимации медицинского центра в Шамбери. Ветер за окнами утих, но снег все валил и валил. Казалось, город отрезан от всего остального человечества.

— Он был на волосок от смерти, — сказал доктор. — Если бы спасатели приехали на четверть часа позже, вполне возможно, пришлось бы вскрывать ему грудную клетку, чтобы подключить АИК…

— АИК?

— Ах да, простите, я имею в виду аппарат искусственного кровообращения. В этом аппарате есть теплообменник, где кровь постепенно подогревается с помощью теплой кровяной кардиоплегии. В том состоянии, в каком его нашли, он был хрупким, словно фарфоровая кукла. Но наши специалисты привыкли иметь дело с переохлаждением и умеют согревать пациента не слишком быстро.

Шарко мирно спал, лежа лицом к ней. Аппараты, к которым он был прикреплен проводами и трубками, попискивали — это успокаивало.

— Значит, он скоро восстановится, — прошептала Люси.

— Он вернулся издалека, дайте ему время отдохнуть. Вероятно, он будет отсыпаться до завтрашнего утра. Ему пришлось долго плыть, он сражался с потоком как дьявол, чтобы выбраться на берег. Тело его целый час пребывало в аду, а из ада, уж поверьте, так просто не возвращаются.

— Я знаю.

Врач встал и добавил, прежде чем выйти из комнаты:

— Не забывайте через день менять повязку на лодыжке. И не бегайте слишком много!

— Ой, моя лодыжка — дело десятое!

Доктор исчез за дверью, Люси тихонько пересела на кровать. Ничего себе ирония судьбы — оказаться в той самой больнице, которая навела их на след Филиппа Агонла! Она осторожно сжала руку любимого — какой ледяной была эта рука, когда они ехали сюда в машине «скорой помощи»… холодной, как сама смерть.

Он сражался, чтобы выжить.

Он сражался ради нее.

Люси пригнулась к его уху, стерла рукавом свитера слезу:

— Ты — фарфоровая кукла? Вот уж насмешили! Нетушки, от Шарко так просто не избавиться. И единственная наша проблема сейчас — твой любимый антрацитовый костюм безнадежно испорчен.

Она пыталась таким вот образом себя успокоить, но страх остаться одной еще не прошел, и от него сводило все внутри. Она гладила Франка по щеке и сидела рядом долго-долго, не решаясь представить, как могла бы жить без него — такого сильного, всегда приходившего на помощь.

— Ты вернулся в мир, который так тебя пугает, — прошептала Люси. — Зря ты повторял без конца, что больше не веришь в этот мир, на самом-то деле все наоборот. Я знаю, что ты и сейчас в него веришь.

Она замолчала и долго смотрела на него, не шевелясь.

Потом пришел какой-то незнакомый жандарм — Люси его раньше не видела — и позвал ее в холл поговорить. Жандарма звали Пьером Шантелу, он руководил в Шамбери секцией розыска, это то же самое, что бригада оперативников уголовки, но только в жандармерии…

Пьер предложил выпить горячего шоколада, стал наполнять стаканчики, и, пока они наполнялись, Люси успела прослушать накопившиеся в мобильнике сообщения: Никола Белланже тревожило, почему от них нет никаких новостей, он пытался дозвониться Шарко, но телефон Франка не отвечал. Еще бы ему ответить! Со дна горной реки, что ли, где сотовый комиссара покоился вместе с его служебным оружием? Люси вздохнула: надо объяснить шефу всю эту неразбериху, и поскорее объяснить!

Жандарм протянул ей дымящийся напиток: