Ничего не говори - Брэд Паркс (2019)

Когда затих раскат грома, Элисон спросила:

– Ну что, готов к завтрашнему дню?

– Насколько это возможно, – ответил я.

– Я не про суд. Я имею в виду…

– …как все пройдет с Эммой, знаю, – закончил я за нее.

Элисон уже не в первый раз заводила разговор о том, каким образом нам вернут заложницу. Мы с ней давно пришли к выводу, что в случае с Сэмом все прошло относительно просто. Они отдали нам сына, потому что у них оставалась наша дочь и они по-прежнему могли требовать от меня чего угодно.

Теперь все было иначе. Совсем иначе. Огласив вердикт, я им больше буду не нужен. Эмма тоже. Она станет балластом, свидетелем, который может дать показания, если их когда-нибудь поймают. Это означало, что мне нельзя будет выносить приговор до тех пор, пока я не увижу дочь живой и здоровой. Этот вопрос мы с женой обсуждали не раз, и я подумал, что она решила опять к нему вернуться.

Но вместо этого Элисон сказала:

– Понимаешь, у нас будет всего одна попытка.

– Понимаю.

Она повернулась ко мне и посмотрела взглядом, для описания которого я не могу найти слов. Такой убийственно серьезной я ее в своей жизни еще не видел.

– Эти люди не отдадут нам ее просто так. Нам придется отнять у них Эмму. Мы должны быть готовы на что угодно, лишь бы ее вернуть.

Я ничего не ответил, а только уставился в окно, где сентябрьская гроза обрушивала свою ярость на поверхность реки Йорк, взбивая ее в белую пену.

– На что угодно, – в последний раз повторила Элисон.

В ту ночь я проспал беспокойным сном всего пару часов. Ближе к четырем меня разбудил мочевой пузырь. А когда я вернулся из туалета, сердце уже стучало так, будто в груди до сих пор бушевала гроза.

Еще пятнадцать минут я пытался убедить себя, что могу снова уснуть, а потом сдался и спустился вниз, чтобы сварить себе кофе.

Пока солнце неумолимо подкрадывалось к горизонту на востоке, я уселся на террасе позади дома. Я думал о разговоре с Элисон, о том, как она смотрела на меня этим жестким взглядом. Я, конечно, и без того знал, что нам нужно было делать. Но было неясно, каким образом это осуществить.

Не знаю, как в других судах, но у нас в Восточном окружном суде в Вирджинии процедура вынесения приговора – по крайней мере, по таким громким делам, как это, – не сильно изменилась со времен Уолтера Э. Хофмана. Судья подписывает печатную копию судебного решения, вручает ее секретарю, а тот передает документ ответственному клерку.

После этого вновь вступает в свои права двадцать первый век: клерк сканирует документ, вносит его в электронную базу данных, отправляет копии представителям сторон по электронной почте, журналисты скачивают PDF и так далее.

Но первый шаг – самый важный – по-прежнему делался по старинке. И чтобы его совершить, я должен был написать свое имя ручкой на бумаге. Это была единственная реальная власть, которой я обладал в рамках федеральной судебной системы. Я должен был оттягивать этот момент до последнего.

Это было самое простое. Дальше начинались сложности. Похитители вряд ли захотят приближаться к охраняемому полицией и битком набитому маршалами зданию суда. Те, кто удерживал у себя Эмму, наверняка будут настаивать на том, чтобы передача состоялась на нейтральной для них территории.

В то же время документ должен быть подписан в суде, то есть на моей территории.

Эта дилемма мучила меня уже не первую неделю. Не помогла ни еще одна порция кофе, ни еще один новый рассвет. В конце концов я сдался, вернулся в дом и стал готовиться к предстоящему дню. Быстро просмотрел электронную почту, только чтобы убедиться, что Джеб Байерс не прислал письмо с сообщением, что я отстранен от дела. Но пока мне ничего не угрожало.

Поцеловав Элисон и Сэма, я сел в «Бьюик», выехал на нашу длинную подъездную дорожку и поехал в суд.