Расправить крылья - Елена Левашова (2021)

— Пока… — провожаю взглядом широкую мужскую спину. Егор уходит, забирая с собой тепло и уют.

Егор

Над головой вертится вертолетный винт, а спину приятно оттягивает рюкзак. Мы поднимаемся все выше, наблюдая за игрушечными домами, деревьями, похожими на травинки и людьми, больше смахивающими на муравьев. Крепко сжимаю ладонь Лизы, любуясь ее румянцем, утопая в расплавленной карамели нежного взгляда… Кажется, она совсем не боится прыгать с парашютом в тандеме со мной. Безгранично доверяет мне и любит…

— Папуля…

Так, а что с нами делает Рада? Она тоже будет прыгать? Ну уж нет! Одна, и без подготовки. Нужно немедленно ее отговорить.

— Папа! Просыпайся.

Падение с летящего вертолета оказывается слишком стремительным — туман перед глазами рассеивается, и взору является повисшая прямо над головой телефонная трубка.

— Папа, ты ответишь? Дядя Вася звонит. — Рада хмурится и протягивает телефон.

Черт, такой сон испортили! Потираю глаза и медленно поднимаюсь с кровати.

— Да, Вася.

— Егор, склады горят. Срочно звони следователю, с которым ты имел дело. И дуй сюда! Прораб уже вызвал пожарных.

— Ч-черт! — опускаю голову и тру затылок. — Все-таки успели нагадить, мрази!

— Успокойся. Главное, что никто не пострадал. Жду тебя на стройке.

Отбиваю вызов и неуклюже вкладываю трубку в ладошки растерянной дочери. Васильков так орал, что услышал бы глухой!

— Папочка, как же так? Мне молчать об этом или… — в голосе Рады сплетаются нотки страха и сочувствия.

— Молчать, дочка. Хорошо? Поджог — дело рук моих конкурентов. Никому не рассказывай и оставайся дома. — Прижимаю Раду к груди и глажу по голове. — Будь дома, ладно?

— Я поняла, папуль. Помогу бабушкиной сиделке.

— Вот и умница. Свари, пожалуйста, кофе, мне нужно убегать.

Рада неохотно покидает мою спальню, сжимая в руке трубку стационарного телефона. Ее шаги кажутся неестественно тяжелыми и медленными, а ссутуленная спина и опущенная голова выдают беспокойство лучше всяких слов. Черт! Мне бы успокоить дочь, но вместо этого я выуживаю из-под подушки айфон и звоню следователю:

— Алексей Николаевич, вы говорили, что мне ничего не угрожает! Как это понимать? — набрасываюсь на него вместо приветствия.

— Что случилось, Егор Вадимович?

— Мои склады горят! Вот что! — ору в трубку. — Догадайтесь, кто к этому причастен?

— Антимонопольная служба временно отстранила Лунева от занимаемой должности. Они подняли архив за последние пять лет. Ему светит срок и он… не вылезает из допросных.

— Но он успел отомстить мне! Вы нашли Чистякова и Илону?

— Илона в бегах, а Чистяков и не прятался. Он был уверен, что Лунев договорится с вами. Егор Вадимович, мы теряем время. Говорите адрес склада, я пришлю следственно-оперативную группу.

Не помню, чтобы раньше я проявлял чудеса армейской скорости — душ занимает не более пяти минут, а завтрак и того меньше. Радуся не выпустила меня из дома без глотка кофе и бутерброда.

Прыгаю в машину и мчусь туда, где горит мое детище. И, знаете, мне страшно… Нужно что-то решать, отвечать на нескончаемые вопросы, проявлять мужество и стойкость, черт бы их побрал! Быть сильным, когда хочется выть. Наверное, меня способен понять только тот, кто что-то создал. Изготовил, сшил, смастерил, написал книгу... По крупицам сделал из себя человека, из букв — цепляющий душу текст, а из груды строительных материалов — дом. Творение — ребенок, не иначе.

На месте возгорания теснятся легковые и пожарные машины, снуют люди в спецодежде. В воздухе клубится черное облако, нарушая своим уродством гармоничный летний пейзаж. Дым моментально вбивается в ноздри и горло, оседает мелкой черной пылью на волосах и одежде. Уверен, на моем сердце такой же отвратительный налет сгоревших надежд, упущенных возможностей и боли…

— Егор Вадимович. — Оборачиваюсь на голос Алексея Николаевича. Надо же, не подвел.