Три цвета любви - Олег Юрьевич Рой (2020)

— Мне доктор велел. — Про попытку самоубийства никто Екатерине Александровне, конечно, ничего не говорил, и сейчас Леля не успела сообразить, что ответить, чтоб звучало правдоподобно, раньше-то гулять было не в ее привычках. — Сердечная недостаточность обнаружилась. Нужно гулять, пить витамины, и все такое.

Почему она опять оправдывается? С мамулей вечно так. К тому же с возрастом — хотя и не старая вроде, семидесяти нет еще, а поглядеть, больше пятидесяти не дашь — у Екатерины Александровны стал портиться характер. Былая очаровательная полудетская настырность превратилась в железобетонную уверенность «я лучше знаю». И ведь она действительно так считает! А вдобавок убеждена, что «старается из лучших побуждений». Ну да, без нее все давным-давно пропали бы, это точно.

— Да что он понимает, твой доктор! — возмутилась мамуля. — Если сердечная недостаточность, должны были поддерживающие препараты прописать. И покой. А то, видишь, гулять! Тебе к хорошему специалисту надо! У меня как раз есть… — Она полезла в телефон, видимо, в поисках нужного контакта.

М-да, похоже, прогулка откладывается. А то и вовсе отменяется. Сейчас начнутся переговоры со «специалистом», потом требования клятвенных обещаний — мол, Леля непременно к «светиле» поедет. Мамуля может и в сопровождающие навязаться — чтоб наверняка. И ведь не откажешься! Вот не было печали…

Телефон разразился мелодичной колыбельной — Ульяна! Она собиралась ближе к вечеру заглянуть, может, хочет пораньше? Вот было бы здорово — при ней мамуля слегка теряет свою настырность.

Ульяна действительно хотела сообщить об изменении планов.

— Ма! — затараторила она извиняющимся тоном. — Ты прости, я сегодня, наверное, не смогу зайти… У нас тут компания образовалась… ты как, сегодня без меня проживешь?

Оставаться наедине с мамулей, слушать ее бесконечные нотации — «я же ради твоей пользы стараюсь!» — ужас. Нет, только не это! Надо срочно что-то придумать. Леля отошла из прихожей на кухню (беседовать при мамуле тоже не безопасно) и довольно бодро заговорила в трубку:

— Так заходи с компанией, я как раз кулебяку испекла, а есть некому.

— Кулебяку? Ух ты! — Ульяна явно обрадовалась и пообещала быть «скоро-скоро».

— Леля, это неприлично! — возмущенно заявила мамуля, когда та, слегка успокоенная, вернулась в прихожую.

— Что неприлично, мам? — кротко уточнила она.

— Вести себя так вот, как ты сейчас. Взяла и убежала! Мы же разговаривали!

— Мне позвонили, ты ведь слышала. — Почему-то не хотелось говорить, что звонила Ульяна, опять начнутся нотации про «неправильное воспитание».

— Так надо было сказать, что занята, — безапелляционно заявила Екатерина Александровна. — Кому нужно, тот перезвонит. Или тебе посторонние люди важнее матери?

— Ма-ам, не начинай, а? — взмолилась Леля.

— Что — не начинай? Это хамство, неужели ты таких простых вещей не понимаешь? Еще и ушла — чтоб я не слышала, о чем ты разговариваешь, да?

Вместо того чтоб возмутиться неуместностью мамулиных обвинений, Леля вдруг спросила:

— Мам, это ты фотоальбом взяла?

Она тут же пожалела, что спросила — зачем? Исчезновение альбома Леля обнаружила за несколько минут перед тем самым звонком Дима, что расколол всю жизнь на «до» и «после», и, кажется, так с того времени о пропаже и не вспоминала. Подумаешь — альбом! Может, его Ленька и забрал. И даже скорее всего. Перед Новым годом они как раз говорили, что хорошо бы накопившиеся там фотографии оцифровать. Или не перед Новым годом, а раньше? Эта идея возникала время от времени, но почему-то так и не была реализована. Наверное, Ленька решил наконец сделать сюрприз… но не успел. И альбом сейчас лежит в какой-нибудь фотостудии. Это куда правдоподобнее, чем мамулино в пропаже альбома участие. Но что сделано, то сделано. В смысле, сказано. Что там про слово — не воробей?

— Какой еще фотоальбом? — в мамулиных глазах плескалось недоумение.