Перед падением - Ной Хоули (2017)

В это время Дуг, засопев, поддергивает штаны, затем лезет в карман и достает оттуда маленькую игрушечную машинку. На ней еще сохранилась наклейка с ценой.

— Вот, держи, боец, — говорит он. — Это тебе.

«В море полно акул», — думает Скотт, глядя, как мальчик протягивает руку и берет игрушку.

В палату входит доктор Глэбман. Его очки подняты на лоб. Из кармана халата торчит ярко-желтый банан.

— Ну что, ты готов отправиться домой? — спрашивает он ребенка.

Скотт и мальчик одеваются. Придерживая одной рукой голубые мешковатые штаны от больничной униформы, Скотт неловко просовывает в них ноги. Медсестра помогает ему продеть левую руку в рукав куртки. В этот момент лицо Скотта искажает гримаса боли. Когда он выходит из ванной, Джей-Джей уже полностью одет и ждет его, сидя в кресле-каталке.

— Я дам вам имя и телефон детского психиатра, — тихо говорит доктор, обращаясь к Элеоноре и стараясь, чтобы ребенок его не услышал. — Он специализируется на случаях, связанных с посттравматическим стрессом.

— Вообще-то мы живем не в этом городе, — уточняет Дуг.

Элеонора бросает на него неприязненный взгляд.

— Разумеется, я позвоню ему сегодня же, — обещает она и берет у врача визитку.

Скотт пересекает комнату, опускается на колени рядом с Джей-Джеем и говорит:

— Все будет хорошо.

Ребенок качает головой, в его глазах появляются слезы.

— Я буду к тебе приезжать, — успокаивает Скотт. — Я оставлю твоей тете свой телефон, так что ты сможешь мне звонить. Ладно?

Мальчик отводит взгляд.

Скотт легонько притрагивается к его крошечной руке, не зная, что делать дальше. У него никогда не было ни детей, ни племянников, ни крестников. Он даже не уверен, что дети говорят на том же языке, что и взрослые. Постояв на коленях еще несколько секунд, Скотт поднимается и вручает Элеоноре листок бумаги с номером своего телефона.

— Серьезно, звоните в любое время, — предлагает он. — Не знаю, правда, чем я могу помочь, но… Если мальчик захочет поговорить или если вы…

Дуг забирает листок у жены, складывает его и сует в задний карман.

— Звучит неплохо, мужик, — отмечает он.

Скотт еще некоторое время стоит неподвижно, переводя взгляд с Элеоноры на ребенка, затем на Дуга. Это один из тех моментов, когда человеку кажется, будто он переходит какой-то рубеж и потому должен сказать или сделать нечто особенное — но не знает, что именно. Нужные слова приходят только потом, когда уже поздно. Скотт, как всегда в таких случаях, ощущает лишь острое чувство неловкости и, чтобы преодолеть его, крепко стискивает зубы.

— Ну ладно, — произносит он наконец и направляется к двери. Он искренне полагает, что уйти, оставив мальчика с родственниками, будет с его стороны самым лучшим и правильным. Однако, когда он шагает через порог, две маленькие руки вцепляются в его ноги. Повернувшись, Скотт смотрит на мальчика, прижавшегося к нему.

В коридоре и холле полно народу — пациентов и посетителей, врачей и медсестер. Скотт сначала кладет ладонь на голову мальчика, а потом поднимает его на руки. Ребенок обвивает руками его шею. Скотт отчаянно моргает, борясь с подступающими слезами.

— Не забывай, — шепчет он мальчику на ухо. — Ты настоящий герой.

Он еще какое-то время держит ребенка на руках, затем возвращается в палату и сажает его в кресло-каталку. Скотт чувствует на себе взгляды Элеоноры и Дуга, но смотрит только на мальчика.

— Никогда не сдавайся, — говорит он.

Затем поворачивается и выходит в коридор.